Only the savage regard the endurance of pain as the measure of worth ©
Название: «Тридцать первая весна»
Автор: DHead
Бета: Чеши
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст, драма, романс, юмор
Размер: мини. ~4000 слов
Персонажи: Ваймс/Ветинари
Содержание: Два не совсем нормальных человека, оказавшись в замкнутом пространстве, неизбежно доведут друг друга до Большого Взрыва. Впрочем, среди Монахов Времени ходят слухи, что учёные какого-то иного мира называют Большим Взрывом начало существования Вселенной.
Предупреждения: AU, OOC, пост-канон, смерть персонажа (не Ваймс и не Ветинари, но назвать второстепенным не поворачивается языкСибилла).
Дисклаймер: мне — ничего )))
читать дальше
«Трагическая случайность…»
«Никто не мог предугадать…»
«Это не ваша вина…»
«Нельзя спасти всех…»
Они как будто сговорились.
Сэмюель-старший хотел второго сына, Сэмюель-младший хотел брата — Судьба ответила ворохом бесполезных банальностей и одной на двоих могилой: «Сибилла Ваймс. Любимая мать и жена. Ваймс-Нерождённый». Или что-то наподобие — почему-то Ваймс никак не мог запомнить эту несчастную пару строчек.
Защитные механизмы его психики всегда были довольно своеобразными.
«Она казалась такой здоровой, кто бы мог подумать…»
Он думал только об одном: «Дорогие все, засуньте свои соболезнования себе в зад, заранее спасибо». Ваймс очень старался остаться Ваймсом, и у него почти получалось.
Вопреки обещаниям, время скорее увеличивало ущерб, нежели лечило: в волосах заметно прибавилось седины, а на лице — морщин. Не мягких и естественных, делающих старение красивым, а других: глубоких, резких, пролегающих между бровями и в уголках губ. С каждым днём кожа всё сильнее стягивалась и словно бы застывала, становясь похожей на идущий трещинами и не справляющийся со своими обязанностями слой защитного лака.
Всё городское население от Теней до Анкских холмов, испуганно озираясь по сторонам и понижая голос до шёпота, обсуждало, кого в семье Ваймс сердце подвело сильнее. Глава этой самой семьи всё так же успешно выполнял обязанности Командора Городской Стражи, всё так же задерживался на работе допоздна и всё так же плевал на общественное мнение. В предрассветные часы за закрытыми дверями и глазами он слышал стук земли о полированную крышку гроба вместо когда-то привычного стука старых, истёртых подошв о каменные дороги анк-морпоркских улиц, но это не имело никакого значения.
Практически всё не имело никакого значения.
Аритмичные часы в приёмной патриция сводили посетителей с ума юбилейный тридцатый год, в кабинете каминный огонь с треском жрал подкинутые ему дрова — так же весело и быстро, как Анк-Морпорк жрал своих собственных граждан, — а Ветинари медленно складывал лежащие на его столе листы в аккуратные стопки.
Вообще-то согласно неписаным правилам Космологии в этот момент должно было произойти что-нибудь достойное гордого названия «Знак». Оглушающий раскат грома, короткое, но преисполненное Значения землетрясение, град размером с куриное яйцо — сгодилось бы всё. Но, видимо, отвечающая за подобные события высшая сила решила, что каждый имеет право на обеденный перерыв и смертные вполне могут какое-то время обойтись без неё.
— Я устал, Ваймс.
Ваймс только пожал плечами.
— Не ты один.
— Ты не понял. Я окончательно и бесповоротно устал.
«А».
Когда-нибудь это должно было случиться, но Ваймс, будучи тактиком, а не стратегом, был слишком занят просчётом ближайших ходов, чтобы думать о финале партии. Теперь ему приходилось судорожно разрываться между вряд ли уместным «Что, уже?», излишне саркастичным «И кто же счастливый преемник?» и каким-то очень глупым «И ты туда же». К счастью, его размышления прервали:
— Ты пойдёшь со мной?
Или к несчастью.
— Ты окончательно сошёл с ума.
— Ещё скажи, что ты не ожидал подобного предложения.
— Как бы тебе помягче намекнуть…
Ветинари подался вперёд плавным, насмешливым движением хищника, заранее уверенного в своей победе.
— Ваймс. Эти игры устарели настолько, что о них нелепо даже вспоминать. Ты пойдёшь со мной? Да или нет.
Маленькая часть мозга Ваймса, отвечающая за привычки и инерцию, билась о стенки черепа и истошно верещала о Здравом Смысле, Разумности и Правильности. Прислушиваться к ней было так же нелепо, как и вспоминать об Этих Играх.
Пройденных этапов и сожжённых мостов уже очень давно стало слишком много.
— Мой сын…
— Да ради всех богов.
Ваймс сделал глубокий вдох. Затем ещё один. И ещё.
У него не было ни одной причины соглашаться. Да, это было логичным, но всё равно безумием. По стольким параметрам, что для списка с их перечисления не хватило бы всех существующих и несуществующих видов чисел.
Причин отказываться было ещё меньше. Вещи, ради которых следовало бы остаться, можно было пересчитать по сломанным и не до конца вылеченным пальцам одной руки.
«Да или нет. Да или нет. Да или…».
Ваймс устало провёл рукой по лицу и кивнул, не открывая глаз.
— Это действительно было так необходимо?
Нет, конечно, Ваймс понимал, что, когда речь идёт о Ветинари, рассчитывать на что-то незамысловатое глупо, и морально готовился к чему-нибудь эдакому, но… Повесить на себя хищение государственного имущества в особо крупных размерах, причём настолько открытое и беспардонное, что даже далёкие от законопослушности граждане Анк-Морпорка искренне возмутились и речь на самом деле зашла о ссылке? Боги с ней, с необходимостью. Как?!
Впрочем, понятно, как. Председателя Королевского Банка Мойста фон Липвига каким-то похожим на магию образом любили все, сочувствовать ему было легко и приятно, а жертву он из себя изображал крайне профессионально.
— Ш-ш-ш, прислушайся.
Среди беспорядочного гудения собравшейся перед дворцом толпы Ваймс уловил крики «Долой тирана!» и «Даёшь справедливое правительство!».
— Мои агенты, — пояснили ему в ответ на отвисшую челюсть.
— Но… Зачем?
Ветинари отвернулся от окна, подошёл к Ваймсу на расстояние вытянутой руки и лукаво прищурил глаза.
— Затем, что работающая, полезная, если можно так выразиться, тирания требует работающего и полезного тирана. А второго меня нет и никогда не будет.
«Какая скромность», — ехидно подумал Ваймс, но промолчал. Он понимал, что это правда. И да, теперь он понимал необходимость.
Ветинари с задумчивой улыбкой вытянул руки вперёд.
— Ну что, Ваймс, на бис?
Ваймс с кривой усмешкой защёлкнул наручники на его запястьях.
— На бис.
Ни один из них, переступая порог Продолговатого кабинета, не оглянулся.
Толпа расступалась перед ними, как, согласно легенде, расступалось Круглое море перед жрецом бога Ио Мошем: плавным, медленным, единым движением; слегка подрагивая под действием сжимающего воздух напряжения и непреодолимой внешней силы. Тишина звенела и оглушала, где-то на периферии зрения Моркоу с улыбкой отдавал честь, а Ваймс окончательно понимал, что может вернуться, но не вернётся.
Никогда.
Когда они наконец-то сели в карету, Ветинари поднёс руку ко лбу — связывающая его запястья цепь дёрнулась и жалобно звякнула в такт движению колёс.
— Знаешь, честно говоря, я предпочёл бы что-нибудь поинтереснее. Всё-таки заканчивать без преувеличения выдающуюся карьеру хищением, пусть и в особо крупных размерах… Увы, боюсь, «что-нибудь поинтереснее» могло закончиться отделением моей головы от тела. Что было бы очень досадно: она всё ещё может неплохо мне послужить.
Гораздо более досадным было то, что о своей собственной голове Ваймс ничего подобного сказать не мог.
— Что ж, как я понимаю, теперь моя прямая обязанность — удостовериться, что эта твоя голова служит только тебе. И, что бы ты себе ни думал, я намерен отнестись к этой обязанности очень серьёзно.
Улыбка, которую он получил в ответ, была настолько искренней, насколько это вообще было возможно.
— На меньшее, мой дорогой Ваймс, я и рассчитывать не смею.
От маленького двухэтажного дома до дороги между Сто Латом и Анк-Морпорком — пятнадцать часов ходьбы, до побережья — всего полтора, но пейзаж, в отличие от направления и расстояния, неизменен: низкие травы плоской равнины, изредка перемежающиеся тонкими деревьями с почти прозрачной листвой. Когда-то Ваймс своими глазами видел бесконечность клатчских пустынь и заснеженных лесов Убервальда, но эти воспоминания уже давно свернулись в маленький клубок без цвета и запаха, уступив место более актуальным городским улицам. Теперь Ваймсу приходилось заново привыкать к самому факту существования открытых пространств.
Стоящий на пороге Вилликинс, который вместе с Сэмом приехал сюда неделей раньше, учтиво поклонился и сообщил, что, если уважаемые господа желают перекусить с дороги, стол в гостиной ждёт только их. Уважаемые господа желали и были очень благодарны за предусмотрительность.
Импровизированное новоселье началось с того, что Ветинари резко рванулся вперёд, перепрыгнул стол, плавным, неразрывным движением перекатился по полу, захлопнул бывшее открытым буквально секунду назад окно и застыл, дёргано сжимая рукой деревянную раму.
Звуковое сопровождение в виде свиста и хлопка окружающая реальность зарегистрировала с опозданием. Как и звон упавшей на пол ложки.
Ваймс как ни в чём не бывало сел за стол и прокомментировал произошедшее со свойственным ему тактом и пониманием:
— Да кому ты теперь нужен?
В ответ Ветинари сложился пополам, затем, падая на колени, втрое — из его горла неравномерными, прерывистыми толчками начала вырываться мешанина хрипяще-булькающих звуков, а медленно сползшие по стеклу пальцы принялись сбивчиво царапать подоконник. Примерно так же выглядел сам Ваймс после похорон Сибиллы, когда до его подсознательного и бессознательного уровней наконец-то дошло: всё. Совсем всё.
И эти же уровни сейчас подсказывали: лучшее, что ты можешь сделать, оказавшись невольным свидетелем подобного осознания, — притвориться, что ничего не происходит, и дать человеку его пережить.
Намазывание масла на хлеб — отличный отвлекающий манёвр и очень расслабляющее занятье: ход ножом вперёд — «Хорошо, что сейчас раннее утро, и Сэм ещё спит», ход ножом назад — «Хоть бы он там не задохнулся. Вроде не должен», ход ножом вперёд...
Спустя несколько шорохов, тихих шагов и большой упавшей на стол тени к этому танцу присоединилась вторая пара рук. Ход ножом вперёд с одной стороны стола: «Спасибо, продолжай молчать».
Ход ножом назад с другой: «А? О чём ты вообще?».
Им обоим срочно нужен был какой-нибудь природный катаклизм. Судя по раздавшемуся на лестнице топоту, боги решили точно так же и в кои-то веки решили подсобить.
— Папа!
— Привет, Сэм!
Ваймс с улыбкой подхватил на руки подбежавшее к нему торнадо и закружил вокруг своей оси. Снова почувствовав под ногами твёрдую почву, оно не менее радостно закричало:
— Дядя Хэвлок!
Лицо Ваймса рефлекторно одеревенело. Услышав это в первый раз и увидев во взгляде тогда ещё патриция угрозу убийства, он приложил все усилия, чтобы показать: нет, нет, что вы, ничего смешного, абсолютно ничего смешного, я не собираюсь ржать в голос, с чего вы вообще взяли.
Прошло четыре года — каждый раз, как первый.
Ответное приветствие Ваймс, занятый расслаблением лицевых мышц, пропустил.
— Дядя Хэвлок! А вы теперь будете жить с нами?
— Скорее это вы будете жить со мной, — невозмутимо поправил Ветинари.
— Здорово! А вы научите меня жонглировать ножами?
«Здравствуй, головная боль. Возможно, когда-нибудь я смогу тебя полюбить».
«Анк-Морпорская Правда» доходила до этого забытого всеми богами края с опозданием, но всё-таки доходила. Ветинари попросил об этой мелкой услуге в качестве платы за тридцать лет спокойствия и порядка, и общим решением было: «Да пусть его, если ему так хочется». Ещё тогда Ваймса царапнуло Нехорошее Предчувствие по этому поводу, но вмешиваться было глупо и как-то некрасиво.
— Смотри-ка, фон Липвиг затеял очередную денежную реформу. Сколько раз ему говорили: «Не сломано — не чини», — но нет, ему всё равно неймётся.
— Очень интересно, очень, — ответил Ваймс, без энтузиазма рассматривая кроссворд. — Как там поживает демократия?
— Так себе. Находящийся у власти коллектив выдвиженцев от народа провёл налоговую реформу, увеличившую эффективность системы впятеро, стабилизировал Анк-Морпоркский доллар и продлил торговый договор с Убервальдом без изменения условий.
Несчастный кроссворд был окончательно оставлен в покое — Ваймс поднял голову и изумлённо поднял правую бровь.
— Э… Прости меня, далёкого от политической вселенной, но, по-моему, эти ребята заслуживают большего, чем «так себе».
Ветинари посмотрел на него одним из прибережённых специально для Сэма взглядов, а именно: «Я понимаю, что тебе только шесть, но это уже чересчур».
— Ваймс. Большая часть этих «выдвиженцев от народа» — мои люди.
«Здравствуй, подвох, я так тебя ждал». Действительно, уж за тридцать-то лет можно было хоть чему-нибудь научиться.
Длинная тирада из разряда «Никто ничего другого и не ждал, но это не оправдание» была в корне пресечена насмешливым:
— Не напрягайся ты так. Во-первых, я сказал «большая часть». Во-вторых, я отвечал только за обучение и, собственно, выбор. Всё остальное, происходящее в настоящем времени, — их собственные мозги и совесть. Лично я действительно вышел из игры.
— Как-то это… слабо утешает.
Ветинари в бессильном раздражении склонил голову набок.
— Ах, прошу простить и позволить дать урок далёким от политической вселенной. Переходный период необходим, Ваймс. Хочешь броситься в омут с головой в повседневной жизни — пожалуйста, это твоя и только твоя голова. В политических реалиях последствия такого поступка гораздо более катастрофичны.
Возражать было нечем: подковёрная борьба, тонкие интриги и далеко идущие планы никогда не были сильной стороной Ваймса, и Ветинари знал об этом, как никто другой.
— Семейный скандал отменяется, как я понимаю?
Ответом ему были поднятые вверх руки и усталое мотание головой.
Семейный скандал случился несколькими днями позже. Ваймс практически вытолкнул Ветинари на улицу, в стылый воздух поздней зимы, в открытую ночную темноту, с которой узкий серп луны и несколько жалких, едва видных звёзд боролись практически безуспешно.
Уже то, что дверь захлопнулась с тихим щелчком, а не перебудившим весь дом грохотом, было победой.
— Не учи моего сына плохому.
— То есть, когда вы с ним весело машетесь палками, ты учишь его хорошему?
— Ты действительно не видишь разницы между «уметь владеть мечом и защищаться» и «как ударить человека чем угодно так, чтобы он как можно скорее умер»?
— О да. Смерть наверняка является для твоего сына новостью. Мои изви…
Только после того, как Ветинари медленно поднялся в сидячее положение, сжимая пальцами переносицу, Ваймс понял, что его пальцы каким-то бессознательным образом оказались сжаты в кулак. А кулак — выброшен вперёд.
— Ты даже не представляешь, как давно я мечтал это сделать.
Из-под закрывающей лицо руки осторожно выглянул уголок губ.
— С самой первой встречи?
— Хорошо, представляешь. И вот, свершилось. Чего только не случается в жизни, кто бы мог подумать.
— Когда ты трахал этого юнца Томми, ты говорил себе то же самое?
Удар ниже пояса за удар в нос — явно неравноценный обмен, но когда это Ветинари играл по справедливости.
— Откуда ты… Забудь. Глупый вопрос. Какое твоё вообще дело?
— Ты, знаешь ли, был Командором Городской Стражи. Твой срыв означал катастрофу. Разумеется, я следил за тобой. Не волнуйся, не слишком пристально: пока твои развлечения ограничивались курением и сексом, я вписывал ситуацию в список «всё под контролем».
Намёк был более чем прозрачен, и Ваймс, практически упав на покрытую тонким льдом землю, рваным движением засунул в рот сигару и со второй попытки смог её поджечь.
— Я не стал бы. Ты же знаешь, что я не стал бы. Я не схватился бы за бутылку как минимум из уважения к памяти Сибиллы.
Послышался тихий шорох — Ветинари сел рядом: недостаточно близко для того, чтобы активировать защитные рефлексы, но достаточно, чтобы ощущаться на самой грани между поддержкой и навязчивостью.
— Я не знал, я был практически уверен. Сам понимаешь, какое слово здесь ключевое. Нельзя не рассмотреть все варианты. В утешение могу сказать: я точно знал, что ты упрям. И что ты действительно любил её. До сих пор любишь. И, полагаю, будешь любить всегда.
Ваймс усмехнулся и выдохнул маленькое облачко пара — смесь самого дыхания и сигаретного дыма.
— Знаешь, а ведь вначале этого не было. То есть… Мы были просто здравомыслящими людьми. Которые поступили логически. Но потом…
— Её очень сложно было не полюбить. Я знаю.
— Ты…
— Не в том смысле, о котором ты думаешь. Но да.
Тишина снова вступила в свои законные права: Ветинари спокойно смотрел вперёд, а Ваймс — вниз, на узоры сероватых разводов, объявляющих приближение весны. Присутствие кого-то, кто действительно понимал, молчал и просто был странным образом успокаивало. Словно бы развязывало и складывало аккуратной стопкой последние затянутые в мёртвый узел нити. Ваймс даже не знал об их существовании, но теперь, когда они окончательно исчезли, в последний раз аккуратно и почти ласково сдавив лёгкие, поднимать голову и делать глубокий вдох стало значительно легче.
— Не учи моего сына плохому.
«Не делай этого, сволочь, он — последнее, что у меня осталось».
Резкий, угловатый, теряющийся в дыму профиль подался вперёд на три миллиметра.
— Хорошо. Перейду к клатчскому. Должен же он уметь сказать что-то кроме «Иди-ка ты Туда, Куда Солнце Не Светит».
— Да уж, — сказал Ваймс, поднимаясь на ноги и протягивая Ветинари руку — говоря своё самое большое и искреннее «спасибо» за все годы их знакомства, не прибегая к словам, — из меня в этом деле учитель явно никудышный.
— Слушай, почему ты называешь моего сына Сэмом? Не пойми меня неправильно, я не против. Просто ты не склонен к сокращением.
— Просто для того, чтобы не запутаться. Сэмюелем я в своей голове называю тебя. Вот уже семь с половиной лет.
— О. Э… Ну…
— Ну или ну?
— Ну ну. Ответная услуга?
— Я уже думал, ты никогда не спросишь.
Желание Сэма выйти поиграть и в процессе отойти от дома как можно дальше было непредсказуемым явлением. Мартовские ливни — тоже. Где-то посередине две непредсказуемости встретились, и теперь Вилликинс готовил для Сэма тёплую ванну и тёплую постель, а Ваймс сидел у камина в одних трусах и стучал зубами от холода и злости. Насмешливый взгляд одетого, весь вечер просидевшего в доме и довольного жизнью Ветинари на настроение влиял отнюдь не положительно.
— Да-да, я идиот, и выгляжу, как идиот.
— Тебе идёт.
Ваймс резко вскинул голову, всмотрелся в голубые под янтарным отражением каминного пламени глаза и с неотвратимостью летящего в голову кирпича осознал всю глубину своей ошибки.
Это взгляд не был насмешливым. Точнее, он был не просто насмешливым.
«Этого ещё не хватало».
Хотя, если подумать, только этого и не хватало. Какой смысл цепляться за последний здоровый орган, если все остальные окончательно и бесповоротно отказали?
Ваймс всегда знал, что когда-нибудь оступится, выберет неправильную Штанину Времени и окажется прижат к какой-либо поверхности; вот только в этих старых, давно потерявших свою актуальность планах на нежелательное будущее он был полностью одет, и Ветинари вцеплялся ему зубами в глотку, а не губами в губы.
Уж за пятьдесят-то три года можно было понять, что ничто в жизни не идёт по даже самому продуманному плану.
А потом Ваймс получал ответы на все свои казавшиеся забытыми за ненадобностью вопросы. Да, его тело всё ещё работало нужным образом. Да, Ветинари действительно не только выглядел худым и длинным. Да, идущая по позвоночнику в голову волна тепла — бесспорно, самая согревающая и самая сильная из всех существующих волн.
Что характерно, вопрос о Правильности или Неправильности даже не поднимался. Просто потому что…
Да кому они оба теперь были нужны?
Утро встретило Ваймса неожиданным полётом с кровати и бодрящим ударом копчиком о пол.
— Ты знаешь, — пробурчал он, опираясь на локоть и потирая поясницу, — есть очень много менее травматичных способов сообщить о том, что полная страсти ночь была ошибкой и поднимать эту тему не следует.
Черты лица свесившегося с кровати Ветинари дёрнулись и, совершив непривычную работу, сложились во что-то, приближенное к виноватому выражению.
— Ничего подобного в моих планах не было. Я просто не привык просыпаться с кем-либо в одной постели. А раз соответствующие ситуации рефлексы отсутствовали, в ход пошли другие.
Ваймс только покачал головой и, медленно, неуклюже поднявшись, опираясь на протянутые с кровати руки, подумал, что с сегодняшнего дня словосочетание «утренняя неловкость» будет иметь новый, откровенно пугающий смысл.
Впрочем, старый смысл тоже никуда не делся. К тому моменту, как они оба с презентабельным, не вызывающим никаких подозрений видом сели за стол, Ваймс уже не знал, чего ему хочется больше: разбить всё бьющееся, задушить всё живое или просто тихо повеситься. Видимо, Ветинари откопал где-то на задворках своего мозга понятие «сострадание» и решил протянуть руку помощи:
— Сэмюель. У тебя на всё лицо растянута надпись «Я хочу задать вопрос». Смелее, я весь внимание.
«Ну хоть так».
— Раз ты настаиваешь… У тебя, судя по прошлой ночи, богатый опыт. Мне просто любопытно, откуда.
— Ты будешь очень удивлён, но когда-то я, как и все люди, был молод и не связан никакими обязательствами.
— Допустим. А потом?
Зажатая в руке Ветинари ложка описала в воздухе размытый полукруг.
— А потом были послы дружественных нам государств. Ты же прекрасно понимаешь, что девяносто девять процентов этих послов вместо налаживания дипломатических связей занималось банальным шпионажем. А какой же у нас старый, как само понятие цивилизации, способ шпионажа?
Лицо Ваймса стремительно начало вытягиваться.
— И ты соглашался?
— В большинстве случаев нет. Однако если предложение было сделано достаточно умно… Да, соглашался. Взамен, разумеется, врал напропалую. — На данном этапе лицо Ваймса приблизилось к критической отметке «лошадь». — О боги, Сэмюель. Неужели тебя действительно что-то в этом удивляет?
Он резко сглотнул и закашлялся.
— По идее, не должно бы. Но да. Тебе и вправду нравилось быть патрицием, не так ли?
— А тебе нравилось быть стражником?
Хороший вопрос. И, по совместительству, ответ.
— Нет. Я им просто был.
— Здесь то же самое. Но признаюсь: иногда, иногда это действительно было — за неимением лучшего слова — весело. Кстати, прошлая ночь была не только весельем, если тебя это волнует.
Ваймс огромным усилием воли подавил желание обхватить голову руками и побиться ею об стол.
— Это я и так понимаю. Меня больше волнует вопрос «что дальше?».
— Сэмюель. — Брови Ветинари коронным движением взметнулись вверх. — Мы до конца своих дней заперты в небольшом доме посреди Ничего. Сам-то как думаешь, что дальше?
Просто удивительно, как обнадёживающе звучало нечто настолько безнадёжное.
— Логично.
Стоящие у камина пустые банки жалобно прижимались друг к другу, образуя конструкцию, держащуюся скорее на честном слове, чем на каких-либо физических силах. Врывающийся в комнату через открытое окно ветер подхватывал запахи яблочного, апельсинового и томатного соков и разносил по всем направлением с энтузиазмом гонца, которому наконец-то поручили доставить благую весть.
— Так. Ладно. Как насчёт «я никогда не подделывал документы»?
Оба трезвых, как стекло, игрока одновременно запустили носы в свои кружки. Идиотизм происходящего уже давно перепрыгнул все мыслимые пределы, вальяжной походкой пересёк немыслимые и теперь радостно кричал: «Опьянение!» — на том особом психологическом уровне, который отвечал за самообман.
— Сэмюель, пора менять тему. Если мы и дальше будет идти дорогой противозаконности, то очень быстро лопнем.
— Хорошо, меняй, твоя очередь.
— Хм-м-м, дай подумать… Я никогда не посещал Шлюшьи Ямы.
Ваймс досадливо поморщился и сделал очередной глоток.
— Подожди, — удивлённо наклонил голову Ветинари. — Это было до твоего вступления в Стражу или после?
— После, Хэвлок. Очень сильно после. Я бы даже сказал, совсем после. Уже после смерти Сибиллы.
— И как я умудрился это пропустить?
— Это было всего один раз. Не думаю, что твои люди смотрели за мной двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.
— Твоя правда. И твоя очередь.
— Что ж, я никогда не был незнакомцем в тёмном переулке.
Ветинари ностальгически улыбнулся и выпил.
— Серьёзно, Хэвлок? Серьёзно?!
— Как я уже говорил, когда-то я тоже был молод. Но я никогда не бегал от вервольфов.
В сощуренных глазах Ваймса отчётливо читалось пожелание приобрести этот недостающий опыт.
«Чёрт возьми, такими темпами мы действительно лопнем и действительно очень быстро».
— Послушай, ну должно же быть что-то, чего мы оба не делали. Я не знаю… Я никогда не бегал от вампира голым.
Ветинари с каменным лицом потянулся к кружке.
Ваймс глубоко вдохнул…
— Не спрашивай. Пожалуйста, не спрашивай.
…и рассмеялся.
Он смеялся точно так же, как смеялся очень давно, после победы над драконом, в другой, забытой и похороненной жизни: за мир, за спасение душ, до неудержимых слёз и каким-то магическим образом украшающей голос хрипоты.
Так, как думал, что никогда уже не сможет.
Ветинари одобрительно улыбался — он тоже не мог не помнить тот смех, ставший для них своеобразной точкой отчёта и невозврата.
И тоже, наверное, думал, что никогда уже ничего подобного не услышит.
— О боги… О боги… Я не могу… Фух. Ну должно же быть что-то…
— На самом деле, это очень просто. — Ветинари взял кружку и поднял её вверх, словно бы объявляя тост. — Я никогда не умирал.
Ваймс кивнул и тоже поднял свою: за такое и впрямь не грех было бы выпить.
Ваймс перемахнул через подоконник и сел рядом с задумчиво курящим Ветинари. «Дело о нелицензированном воровстве сигар» закончилось быстро и как-то бесславно, но радовало уже то, что само преступление не было бредом или галлюцинацией: стройный ряд лежащих на земле окурков выглядел по-настоящему внушительно и никаких сомнений в собственном существовании не оставлял.
И да, раз уж излюбленным местом для символичных разговор стало «на улице, сразу после порога», сюда явно нужно было поставить скамейку. Морозить зад — развлечение, конечно, бодрящее, но глупое и не особо безопасное. Ничего нового, разумеется, но ведь изначальной идеей Великого Переезда было изменение образа жизни, а не его сохранение.
Покурили. Помолчали. Опять покурили.
— Двадцать шестое марта. Сегодня начался бы тридцать первый год моего патрицианства.
«А».
«Новейшая история Анк-Морпорка» явно нуждалась в перечитывании.
— Тридцать лет, — продолжал Ветинари. — Я ни о чём не жалею и не пожалею никогда, но… Тридцать грёбаных лет. Иногда мне кажется, что я застрял в этом марте навсегда. Как ты — в своём мае.
Ваймс усмехнулся. Для него эта истина устарела настолько, что её упоминание не значило абсолютно ничего. Обычный факт, какое-то не относящееся к эмоциональной плоскости событие: пройдено, пережито, принято.
— Если бы в этом мире существовала хоть какая-то справедливость, мы всё-таки сдохли бы при исполнении обязанностей.
Ветинари на удивление опытным жестом запрокинул голову и разбавил воздух столбом сигаретного дыма.
— Справедливости нет. Но есть её подобие.
— Хреновое подобие, скажу я тебе.
— Да брось. — Пронизывающая хрипловатый голос насмешка перекинулась с его обладателя на собеседника. — Неужели всё действительно настолько плохо?
Ваймс на мгновение прикрыл глаза, чувствуя, как легко повинуются и расслабляются мышцы, которые всего несколько месяцев назад казались застывшими намертво, прислушался к доносящимся из дома радостным крикам Сэма и перевёл взгляд на свои руки.
— Нет. Нет, но…
Ветинари понимающе улыбнулся.
— Слишком много дел и слишком мало времени?
— Да дел-то как раз практически и не осталось. А вот времени действительно слишком мало.
— А его хоть когда-нибудь было достаточно?
Где-то далеко, почти в конце извилистого коридора памяти всплыл образ юнца, с восторгом смотревшего на сержанта Джона Киля и даже не подозревающего, что тридцать лет спустя он окажется на месте предмета своего обожания в самом что ни на есть буквальном смысле.
— Что самое смешное, да. Знаешь, когда-то мне и впрямь казалось, что впереди целая вечность и спешить совершенно некуда. Одна из немногих глупостей, по которым я искренне скучаю.
Ветинари закрыл глаза и улыбнулся.
— Да. Да. Но это неважно. Как показывает практика, главное — не сколько, главное — как.
Ваймс расслаблено откинулся на стену и улыбнулся тоже.
Сколько же нужно потерять человеку, чтобы понять, что естественное течение времени действительно не так уж и важно. Важно только вот это: хрупкое, ускользающее, настоящее по дате и по сути.
И если мерить не количеством, а качеством, то, пожалуй, оставшийся срок вполне можно было назвать маленькой вечностью.
Конец
ZarKir — в который раз спасибо ей огромное
— нарисовала к этому тексту чудесный арт «Энная осень». Ваймс и Ветинари несколько лет спустя )
Autumn by ~ZarKir on deviantART
Автор: DHead
Бета: Чеши
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст, драма, романс, юмор
Размер: мини. ~4000 слов
Персонажи: Ваймс/Ветинари
Содержание: Два не совсем нормальных человека, оказавшись в замкнутом пространстве, неизбежно доведут друг друга до Большого Взрыва. Впрочем, среди Монахов Времени ходят слухи, что учёные какого-то иного мира называют Большим Взрывом начало существования Вселенной.
Предупреждения: AU, OOC, пост-канон, смерть персонажа (не Ваймс и не Ветинари, но назвать второстепенным не поворачивается языкСибилла).
Дисклаймер: мне — ничего )))
читать дальше
«С тобой проводит ночи 31-ая весна
И без сомнения ревнует ко всему,
И без сомнения ревнует ко всему, бьёт стекла.
А я прощаюсь с городом просоленным, куда
В любое время не доходят поезда…»
© Ночные снайперы «31-ая весна»
И без сомнения ревнует ко всему,
И без сомнения ревнует ко всему, бьёт стекла.
А я прощаюсь с городом просоленным, куда
В любое время не доходят поезда…»
© Ночные снайперы «31-ая весна»
«Трагическая случайность…»
«Никто не мог предугадать…»
«Это не ваша вина…»
«Нельзя спасти всех…»
Они как будто сговорились.
Сэмюель-старший хотел второго сына, Сэмюель-младший хотел брата — Судьба ответила ворохом бесполезных банальностей и одной на двоих могилой: «Сибилла Ваймс. Любимая мать и жена. Ваймс-Нерождённый». Или что-то наподобие — почему-то Ваймс никак не мог запомнить эту несчастную пару строчек.
Защитные механизмы его психики всегда были довольно своеобразными.
«Она казалась такой здоровой, кто бы мог подумать…»
Он думал только об одном: «Дорогие все, засуньте свои соболезнования себе в зад, заранее спасибо». Ваймс очень старался остаться Ваймсом, и у него почти получалось.
Вопреки обещаниям, время скорее увеличивало ущерб, нежели лечило: в волосах заметно прибавилось седины, а на лице — морщин. Не мягких и естественных, делающих старение красивым, а других: глубоких, резких, пролегающих между бровями и в уголках губ. С каждым днём кожа всё сильнее стягивалась и словно бы застывала, становясь похожей на идущий трещинами и не справляющийся со своими обязанностями слой защитного лака.
Всё городское население от Теней до Анкских холмов, испуганно озираясь по сторонам и понижая голос до шёпота, обсуждало, кого в семье Ваймс сердце подвело сильнее. Глава этой самой семьи всё так же успешно выполнял обязанности Командора Городской Стражи, всё так же задерживался на работе допоздна и всё так же плевал на общественное мнение. В предрассветные часы за закрытыми дверями и глазами он слышал стук земли о полированную крышку гроба вместо когда-то привычного стука старых, истёртых подошв о каменные дороги анк-морпоркских улиц, но это не имело никакого значения.
Практически всё не имело никакого значения.
***
Аритмичные часы в приёмной патриция сводили посетителей с ума юбилейный тридцатый год, в кабинете каминный огонь с треском жрал подкинутые ему дрова — так же весело и быстро, как Анк-Морпорк жрал своих собственных граждан, — а Ветинари медленно складывал лежащие на его столе листы в аккуратные стопки.
Вообще-то согласно неписаным правилам Космологии в этот момент должно было произойти что-нибудь достойное гордого названия «Знак». Оглушающий раскат грома, короткое, но преисполненное Значения землетрясение, град размером с куриное яйцо — сгодилось бы всё. Но, видимо, отвечающая за подобные события высшая сила решила, что каждый имеет право на обеденный перерыв и смертные вполне могут какое-то время обойтись без неё.
— Я устал, Ваймс.
Ваймс только пожал плечами.
— Не ты один.
— Ты не понял. Я окончательно и бесповоротно устал.
«А».
Когда-нибудь это должно было случиться, но Ваймс, будучи тактиком, а не стратегом, был слишком занят просчётом ближайших ходов, чтобы думать о финале партии. Теперь ему приходилось судорожно разрываться между вряд ли уместным «Что, уже?», излишне саркастичным «И кто же счастливый преемник?» и каким-то очень глупым «И ты туда же». К счастью, его размышления прервали:
— Ты пойдёшь со мной?
Или к несчастью.
— Ты окончательно сошёл с ума.
— Ещё скажи, что ты не ожидал подобного предложения.
— Как бы тебе помягче намекнуть…
Ветинари подался вперёд плавным, насмешливым движением хищника, заранее уверенного в своей победе.
— Ваймс. Эти игры устарели настолько, что о них нелепо даже вспоминать. Ты пойдёшь со мной? Да или нет.
Маленькая часть мозга Ваймса, отвечающая за привычки и инерцию, билась о стенки черепа и истошно верещала о Здравом Смысле, Разумности и Правильности. Прислушиваться к ней было так же нелепо, как и вспоминать об Этих Играх.
Пройденных этапов и сожжённых мостов уже очень давно стало слишком много.
— Мой сын…
— Да ради всех богов.
Ваймс сделал глубокий вдох. Затем ещё один. И ещё.
У него не было ни одной причины соглашаться. Да, это было логичным, но всё равно безумием. По стольким параметрам, что для списка с их перечисления не хватило бы всех существующих и несуществующих видов чисел.
Причин отказываться было ещё меньше. Вещи, ради которых следовало бы остаться, можно было пересчитать по сломанным и не до конца вылеченным пальцам одной руки.
«Да или нет. Да или нет. Да или…».
Ваймс устало провёл рукой по лицу и кивнул, не открывая глаз.
***
— Это действительно было так необходимо?
Нет, конечно, Ваймс понимал, что, когда речь идёт о Ветинари, рассчитывать на что-то незамысловатое глупо, и морально готовился к чему-нибудь эдакому, но… Повесить на себя хищение государственного имущества в особо крупных размерах, причём настолько открытое и беспардонное, что даже далёкие от законопослушности граждане Анк-Морпорка искренне возмутились и речь на самом деле зашла о ссылке? Боги с ней, с необходимостью. Как?!
Впрочем, понятно, как. Председателя Королевского Банка Мойста фон Липвига каким-то похожим на магию образом любили все, сочувствовать ему было легко и приятно, а жертву он из себя изображал крайне профессионально.
— Ш-ш-ш, прислушайся.
Среди беспорядочного гудения собравшейся перед дворцом толпы Ваймс уловил крики «Долой тирана!» и «Даёшь справедливое правительство!».
— Мои агенты, — пояснили ему в ответ на отвисшую челюсть.
— Но… Зачем?
Ветинари отвернулся от окна, подошёл к Ваймсу на расстояние вытянутой руки и лукаво прищурил глаза.
— Затем, что работающая, полезная, если можно так выразиться, тирания требует работающего и полезного тирана. А второго меня нет и никогда не будет.
«Какая скромность», — ехидно подумал Ваймс, но промолчал. Он понимал, что это правда. И да, теперь он понимал необходимость.
Ветинари с задумчивой улыбкой вытянул руки вперёд.
— Ну что, Ваймс, на бис?
Ваймс с кривой усмешкой защёлкнул наручники на его запястьях.
— На бис.
Ни один из них, переступая порог Продолговатого кабинета, не оглянулся.
Толпа расступалась перед ними, как, согласно легенде, расступалось Круглое море перед жрецом бога Ио Мошем: плавным, медленным, единым движением; слегка подрагивая под действием сжимающего воздух напряжения и непреодолимой внешней силы. Тишина звенела и оглушала, где-то на периферии зрения Моркоу с улыбкой отдавал честь, а Ваймс окончательно понимал, что может вернуться, но не вернётся.
Никогда.
Когда они наконец-то сели в карету, Ветинари поднёс руку ко лбу — связывающая его запястья цепь дёрнулась и жалобно звякнула в такт движению колёс.
— Знаешь, честно говоря, я предпочёл бы что-нибудь поинтереснее. Всё-таки заканчивать без преувеличения выдающуюся карьеру хищением, пусть и в особо крупных размерах… Увы, боюсь, «что-нибудь поинтереснее» могло закончиться отделением моей головы от тела. Что было бы очень досадно: она всё ещё может неплохо мне послужить.
Гораздо более досадным было то, что о своей собственной голове Ваймс ничего подобного сказать не мог.
— Что ж, как я понимаю, теперь моя прямая обязанность — удостовериться, что эта твоя голова служит только тебе. И, что бы ты себе ни думал, я намерен отнестись к этой обязанности очень серьёзно.
Улыбка, которую он получил в ответ, была настолько искренней, насколько это вообще было возможно.
— На меньшее, мой дорогой Ваймс, я и рассчитывать не смею.
***
От маленького двухэтажного дома до дороги между Сто Латом и Анк-Морпорком — пятнадцать часов ходьбы, до побережья — всего полтора, но пейзаж, в отличие от направления и расстояния, неизменен: низкие травы плоской равнины, изредка перемежающиеся тонкими деревьями с почти прозрачной листвой. Когда-то Ваймс своими глазами видел бесконечность клатчских пустынь и заснеженных лесов Убервальда, но эти воспоминания уже давно свернулись в маленький клубок без цвета и запаха, уступив место более актуальным городским улицам. Теперь Ваймсу приходилось заново привыкать к самому факту существования открытых пространств.
Стоящий на пороге Вилликинс, который вместе с Сэмом приехал сюда неделей раньше, учтиво поклонился и сообщил, что, если уважаемые господа желают перекусить с дороги, стол в гостиной ждёт только их. Уважаемые господа желали и были очень благодарны за предусмотрительность.
Импровизированное новоселье началось с того, что Ветинари резко рванулся вперёд, перепрыгнул стол, плавным, неразрывным движением перекатился по полу, захлопнул бывшее открытым буквально секунду назад окно и застыл, дёргано сжимая рукой деревянную раму.
Звуковое сопровождение в виде свиста и хлопка окружающая реальность зарегистрировала с опозданием. Как и звон упавшей на пол ложки.
Ваймс как ни в чём не бывало сел за стол и прокомментировал произошедшее со свойственным ему тактом и пониманием:
— Да кому ты теперь нужен?
В ответ Ветинари сложился пополам, затем, падая на колени, втрое — из его горла неравномерными, прерывистыми толчками начала вырываться мешанина хрипяще-булькающих звуков, а медленно сползшие по стеклу пальцы принялись сбивчиво царапать подоконник. Примерно так же выглядел сам Ваймс после похорон Сибиллы, когда до его подсознательного и бессознательного уровней наконец-то дошло: всё. Совсем всё.
И эти же уровни сейчас подсказывали: лучшее, что ты можешь сделать, оказавшись невольным свидетелем подобного осознания, — притвориться, что ничего не происходит, и дать человеку его пережить.
Намазывание масла на хлеб — отличный отвлекающий манёвр и очень расслабляющее занятье: ход ножом вперёд — «Хорошо, что сейчас раннее утро, и Сэм ещё спит», ход ножом назад — «Хоть бы он там не задохнулся. Вроде не должен», ход ножом вперёд...
Спустя несколько шорохов, тихих шагов и большой упавшей на стол тени к этому танцу присоединилась вторая пара рук. Ход ножом вперёд с одной стороны стола: «Спасибо, продолжай молчать».
Ход ножом назад с другой: «А? О чём ты вообще?».
Им обоим срочно нужен был какой-нибудь природный катаклизм. Судя по раздавшемуся на лестнице топоту, боги решили точно так же и в кои-то веки решили подсобить.
— Папа!
— Привет, Сэм!
Ваймс с улыбкой подхватил на руки подбежавшее к нему торнадо и закружил вокруг своей оси. Снова почувствовав под ногами твёрдую почву, оно не менее радостно закричало:
— Дядя Хэвлок!
Лицо Ваймса рефлекторно одеревенело. Услышав это в первый раз и увидев во взгляде тогда ещё патриция угрозу убийства, он приложил все усилия, чтобы показать: нет, нет, что вы, ничего смешного, абсолютно ничего смешного, я не собираюсь ржать в голос, с чего вы вообще взяли.
Прошло четыре года — каждый раз, как первый.
Ответное приветствие Ваймс, занятый расслаблением лицевых мышц, пропустил.
— Дядя Хэвлок! А вы теперь будете жить с нами?
— Скорее это вы будете жить со мной, — невозмутимо поправил Ветинари.
— Здорово! А вы научите меня жонглировать ножами?
«Здравствуй, головная боль. Возможно, когда-нибудь я смогу тебя полюбить».
***
«Анк-Морпорская Правда» доходила до этого забытого всеми богами края с опозданием, но всё-таки доходила. Ветинари попросил об этой мелкой услуге в качестве платы за тридцать лет спокойствия и порядка, и общим решением было: «Да пусть его, если ему так хочется». Ещё тогда Ваймса царапнуло Нехорошее Предчувствие по этому поводу, но вмешиваться было глупо и как-то некрасиво.
— Смотри-ка, фон Липвиг затеял очередную денежную реформу. Сколько раз ему говорили: «Не сломано — не чини», — но нет, ему всё равно неймётся.
— Очень интересно, очень, — ответил Ваймс, без энтузиазма рассматривая кроссворд. — Как там поживает демократия?
— Так себе. Находящийся у власти коллектив выдвиженцев от народа провёл налоговую реформу, увеличившую эффективность системы впятеро, стабилизировал Анк-Морпоркский доллар и продлил торговый договор с Убервальдом без изменения условий.
Несчастный кроссворд был окончательно оставлен в покое — Ваймс поднял голову и изумлённо поднял правую бровь.
— Э… Прости меня, далёкого от политической вселенной, но, по-моему, эти ребята заслуживают большего, чем «так себе».
Ветинари посмотрел на него одним из прибережённых специально для Сэма взглядов, а именно: «Я понимаю, что тебе только шесть, но это уже чересчур».
— Ваймс. Большая часть этих «выдвиженцев от народа» — мои люди.
«Здравствуй, подвох, я так тебя ждал». Действительно, уж за тридцать-то лет можно было хоть чему-нибудь научиться.
Длинная тирада из разряда «Никто ничего другого и не ждал, но это не оправдание» была в корне пресечена насмешливым:
— Не напрягайся ты так. Во-первых, я сказал «большая часть». Во-вторых, я отвечал только за обучение и, собственно, выбор. Всё остальное, происходящее в настоящем времени, — их собственные мозги и совесть. Лично я действительно вышел из игры.
— Как-то это… слабо утешает.
Ветинари в бессильном раздражении склонил голову набок.
— Ах, прошу простить и позволить дать урок далёким от политической вселенной. Переходный период необходим, Ваймс. Хочешь броситься в омут с головой в повседневной жизни — пожалуйста, это твоя и только твоя голова. В политических реалиях последствия такого поступка гораздо более катастрофичны.
Возражать было нечем: подковёрная борьба, тонкие интриги и далеко идущие планы никогда не были сильной стороной Ваймса, и Ветинари знал об этом, как никто другой.
— Семейный скандал отменяется, как я понимаю?
Ответом ему были поднятые вверх руки и усталое мотание головой.
***
Семейный скандал случился несколькими днями позже. Ваймс практически вытолкнул Ветинари на улицу, в стылый воздух поздней зимы, в открытую ночную темноту, с которой узкий серп луны и несколько жалких, едва видных звёзд боролись практически безуспешно.
Уже то, что дверь захлопнулась с тихим щелчком, а не перебудившим весь дом грохотом, было победой.
— Не учи моего сына плохому.
— То есть, когда вы с ним весело машетесь палками, ты учишь его хорошему?
— Ты действительно не видишь разницы между «уметь владеть мечом и защищаться» и «как ударить человека чем угодно так, чтобы он как можно скорее умер»?
— О да. Смерть наверняка является для твоего сына новостью. Мои изви…
Только после того, как Ветинари медленно поднялся в сидячее положение, сжимая пальцами переносицу, Ваймс понял, что его пальцы каким-то бессознательным образом оказались сжаты в кулак. А кулак — выброшен вперёд.
— Ты даже не представляешь, как давно я мечтал это сделать.
Из-под закрывающей лицо руки осторожно выглянул уголок губ.
— С самой первой встречи?
— Хорошо, представляешь. И вот, свершилось. Чего только не случается в жизни, кто бы мог подумать.
— Когда ты трахал этого юнца Томми, ты говорил себе то же самое?
Удар ниже пояса за удар в нос — явно неравноценный обмен, но когда это Ветинари играл по справедливости.
— Откуда ты… Забудь. Глупый вопрос. Какое твоё вообще дело?
— Ты, знаешь ли, был Командором Городской Стражи. Твой срыв означал катастрофу. Разумеется, я следил за тобой. Не волнуйся, не слишком пристально: пока твои развлечения ограничивались курением и сексом, я вписывал ситуацию в список «всё под контролем».
Намёк был более чем прозрачен, и Ваймс, практически упав на покрытую тонким льдом землю, рваным движением засунул в рот сигару и со второй попытки смог её поджечь.
— Я не стал бы. Ты же знаешь, что я не стал бы. Я не схватился бы за бутылку как минимум из уважения к памяти Сибиллы.
Послышался тихий шорох — Ветинари сел рядом: недостаточно близко для того, чтобы активировать защитные рефлексы, но достаточно, чтобы ощущаться на самой грани между поддержкой и навязчивостью.
— Я не знал, я был практически уверен. Сам понимаешь, какое слово здесь ключевое. Нельзя не рассмотреть все варианты. В утешение могу сказать: я точно знал, что ты упрям. И что ты действительно любил её. До сих пор любишь. И, полагаю, будешь любить всегда.
Ваймс усмехнулся и выдохнул маленькое облачко пара — смесь самого дыхания и сигаретного дыма.
— Знаешь, а ведь вначале этого не было. То есть… Мы были просто здравомыслящими людьми. Которые поступили логически. Но потом…
— Её очень сложно было не полюбить. Я знаю.
— Ты…
— Не в том смысле, о котором ты думаешь. Но да.
Тишина снова вступила в свои законные права: Ветинари спокойно смотрел вперёд, а Ваймс — вниз, на узоры сероватых разводов, объявляющих приближение весны. Присутствие кого-то, кто действительно понимал, молчал и просто был странным образом успокаивало. Словно бы развязывало и складывало аккуратной стопкой последние затянутые в мёртвый узел нити. Ваймс даже не знал об их существовании, но теперь, когда они окончательно исчезли, в последний раз аккуратно и почти ласково сдавив лёгкие, поднимать голову и делать глубокий вдох стало значительно легче.
— Не учи моего сына плохому.
«Не делай этого, сволочь, он — последнее, что у меня осталось».
Резкий, угловатый, теряющийся в дыму профиль подался вперёд на три миллиметра.
— Хорошо. Перейду к клатчскому. Должен же он уметь сказать что-то кроме «Иди-ка ты Туда, Куда Солнце Не Светит».
— Да уж, — сказал Ваймс, поднимаясь на ноги и протягивая Ветинари руку — говоря своё самое большое и искреннее «спасибо» за все годы их знакомства, не прибегая к словам, — из меня в этом деле учитель явно никудышный.
***
— Слушай, почему ты называешь моего сына Сэмом? Не пойми меня неправильно, я не против. Просто ты не склонен к сокращением.
— Просто для того, чтобы не запутаться. Сэмюелем я в своей голове называю тебя. Вот уже семь с половиной лет.
— О. Э… Ну…
— Ну или ну?
— Ну ну. Ответная услуга?
— Я уже думал, ты никогда не спросишь.
***
Желание Сэма выйти поиграть и в процессе отойти от дома как можно дальше было непредсказуемым явлением. Мартовские ливни — тоже. Где-то посередине две непредсказуемости встретились, и теперь Вилликинс готовил для Сэма тёплую ванну и тёплую постель, а Ваймс сидел у камина в одних трусах и стучал зубами от холода и злости. Насмешливый взгляд одетого, весь вечер просидевшего в доме и довольного жизнью Ветинари на настроение влиял отнюдь не положительно.
— Да-да, я идиот, и выгляжу, как идиот.
— Тебе идёт.
Ваймс резко вскинул голову, всмотрелся в голубые под янтарным отражением каминного пламени глаза и с неотвратимостью летящего в голову кирпича осознал всю глубину своей ошибки.
Это взгляд не был насмешливым. Точнее, он был не просто насмешливым.
«Этого ещё не хватало».
Хотя, если подумать, только этого и не хватало. Какой смысл цепляться за последний здоровый орган, если все остальные окончательно и бесповоротно отказали?
Ваймс всегда знал, что когда-нибудь оступится, выберет неправильную Штанину Времени и окажется прижат к какой-либо поверхности; вот только в этих старых, давно потерявших свою актуальность планах на нежелательное будущее он был полностью одет, и Ветинари вцеплялся ему зубами в глотку, а не губами в губы.
Уж за пятьдесят-то три года можно было понять, что ничто в жизни не идёт по даже самому продуманному плану.
А потом Ваймс получал ответы на все свои казавшиеся забытыми за ненадобностью вопросы. Да, его тело всё ещё работало нужным образом. Да, Ветинари действительно не только выглядел худым и длинным. Да, идущая по позвоночнику в голову волна тепла — бесспорно, самая согревающая и самая сильная из всех существующих волн.
Что характерно, вопрос о Правильности или Неправильности даже не поднимался. Просто потому что…
Да кому они оба теперь были нужны?
***
Утро встретило Ваймса неожиданным полётом с кровати и бодрящим ударом копчиком о пол.
— Ты знаешь, — пробурчал он, опираясь на локоть и потирая поясницу, — есть очень много менее травматичных способов сообщить о том, что полная страсти ночь была ошибкой и поднимать эту тему не следует.
Черты лица свесившегося с кровати Ветинари дёрнулись и, совершив непривычную работу, сложились во что-то, приближенное к виноватому выражению.
— Ничего подобного в моих планах не было. Я просто не привык просыпаться с кем-либо в одной постели. А раз соответствующие ситуации рефлексы отсутствовали, в ход пошли другие.
Ваймс только покачал головой и, медленно, неуклюже поднявшись, опираясь на протянутые с кровати руки, подумал, что с сегодняшнего дня словосочетание «утренняя неловкость» будет иметь новый, откровенно пугающий смысл.
Впрочем, старый смысл тоже никуда не делся. К тому моменту, как они оба с презентабельным, не вызывающим никаких подозрений видом сели за стол, Ваймс уже не знал, чего ему хочется больше: разбить всё бьющееся, задушить всё живое или просто тихо повеситься. Видимо, Ветинари откопал где-то на задворках своего мозга понятие «сострадание» и решил протянуть руку помощи:
— Сэмюель. У тебя на всё лицо растянута надпись «Я хочу задать вопрос». Смелее, я весь внимание.
«Ну хоть так».
— Раз ты настаиваешь… У тебя, судя по прошлой ночи, богатый опыт. Мне просто любопытно, откуда.
— Ты будешь очень удивлён, но когда-то я, как и все люди, был молод и не связан никакими обязательствами.
— Допустим. А потом?
Зажатая в руке Ветинари ложка описала в воздухе размытый полукруг.
— А потом были послы дружественных нам государств. Ты же прекрасно понимаешь, что девяносто девять процентов этих послов вместо налаживания дипломатических связей занималось банальным шпионажем. А какой же у нас старый, как само понятие цивилизации, способ шпионажа?
Лицо Ваймса стремительно начало вытягиваться.
— И ты соглашался?
— В большинстве случаев нет. Однако если предложение было сделано достаточно умно… Да, соглашался. Взамен, разумеется, врал напропалую. — На данном этапе лицо Ваймса приблизилось к критической отметке «лошадь». — О боги, Сэмюель. Неужели тебя действительно что-то в этом удивляет?
Он резко сглотнул и закашлялся.
— По идее, не должно бы. Но да. Тебе и вправду нравилось быть патрицием, не так ли?
— А тебе нравилось быть стражником?
Хороший вопрос. И, по совместительству, ответ.
— Нет. Я им просто был.
— Здесь то же самое. Но признаюсь: иногда, иногда это действительно было — за неимением лучшего слова — весело. Кстати, прошлая ночь была не только весельем, если тебя это волнует.
Ваймс огромным усилием воли подавил желание обхватить голову руками и побиться ею об стол.
— Это я и так понимаю. Меня больше волнует вопрос «что дальше?».
— Сэмюель. — Брови Ветинари коронным движением взметнулись вверх. — Мы до конца своих дней заперты в небольшом доме посреди Ничего. Сам-то как думаешь, что дальше?
Просто удивительно, как обнадёживающе звучало нечто настолько безнадёжное.
— Логично.
***
Стоящие у камина пустые банки жалобно прижимались друг к другу, образуя конструкцию, держащуюся скорее на честном слове, чем на каких-либо физических силах. Врывающийся в комнату через открытое окно ветер подхватывал запахи яблочного, апельсинового и томатного соков и разносил по всем направлением с энтузиазмом гонца, которому наконец-то поручили доставить благую весть.
— Так. Ладно. Как насчёт «я никогда не подделывал документы»?
Оба трезвых, как стекло, игрока одновременно запустили носы в свои кружки. Идиотизм происходящего уже давно перепрыгнул все мыслимые пределы, вальяжной походкой пересёк немыслимые и теперь радостно кричал: «Опьянение!» — на том особом психологическом уровне, который отвечал за самообман.
— Сэмюель, пора менять тему. Если мы и дальше будет идти дорогой противозаконности, то очень быстро лопнем.
— Хорошо, меняй, твоя очередь.
— Хм-м-м, дай подумать… Я никогда не посещал Шлюшьи Ямы.
Ваймс досадливо поморщился и сделал очередной глоток.
— Подожди, — удивлённо наклонил голову Ветинари. — Это было до твоего вступления в Стражу или после?
— После, Хэвлок. Очень сильно после. Я бы даже сказал, совсем после. Уже после смерти Сибиллы.
— И как я умудрился это пропустить?
— Это было всего один раз. Не думаю, что твои люди смотрели за мной двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.
— Твоя правда. И твоя очередь.
— Что ж, я никогда не был незнакомцем в тёмном переулке.
Ветинари ностальгически улыбнулся и выпил.
— Серьёзно, Хэвлок? Серьёзно?!
— Как я уже говорил, когда-то я тоже был молод. Но я никогда не бегал от вервольфов.
В сощуренных глазах Ваймса отчётливо читалось пожелание приобрести этот недостающий опыт.
«Чёрт возьми, такими темпами мы действительно лопнем и действительно очень быстро».
— Послушай, ну должно же быть что-то, чего мы оба не делали. Я не знаю… Я никогда не бегал от вампира голым.
Ветинари с каменным лицом потянулся к кружке.
Ваймс глубоко вдохнул…
— Не спрашивай. Пожалуйста, не спрашивай.
…и рассмеялся.
Он смеялся точно так же, как смеялся очень давно, после победы над драконом, в другой, забытой и похороненной жизни: за мир, за спасение душ, до неудержимых слёз и каким-то магическим образом украшающей голос хрипоты.
Так, как думал, что никогда уже не сможет.
Ветинари одобрительно улыбался — он тоже не мог не помнить тот смех, ставший для них своеобразной точкой отчёта и невозврата.
И тоже, наверное, думал, что никогда уже ничего подобного не услышит.
— О боги… О боги… Я не могу… Фух. Ну должно же быть что-то…
— На самом деле, это очень просто. — Ветинари взял кружку и поднял её вверх, словно бы объявляя тост. — Я никогда не умирал.
Ваймс кивнул и тоже поднял свою: за такое и впрямь не грех было бы выпить.
***
Ваймс перемахнул через подоконник и сел рядом с задумчиво курящим Ветинари. «Дело о нелицензированном воровстве сигар» закончилось быстро и как-то бесславно, но радовало уже то, что само преступление не было бредом или галлюцинацией: стройный ряд лежащих на земле окурков выглядел по-настоящему внушительно и никаких сомнений в собственном существовании не оставлял.
И да, раз уж излюбленным местом для символичных разговор стало «на улице, сразу после порога», сюда явно нужно было поставить скамейку. Морозить зад — развлечение, конечно, бодрящее, но глупое и не особо безопасное. Ничего нового, разумеется, но ведь изначальной идеей Великого Переезда было изменение образа жизни, а не его сохранение.
Покурили. Помолчали. Опять покурили.
— Двадцать шестое марта. Сегодня начался бы тридцать первый год моего патрицианства.
«А».
«Новейшая история Анк-Морпорка» явно нуждалась в перечитывании.
— Тридцать лет, — продолжал Ветинари. — Я ни о чём не жалею и не пожалею никогда, но… Тридцать грёбаных лет. Иногда мне кажется, что я застрял в этом марте навсегда. Как ты — в своём мае.
Ваймс усмехнулся. Для него эта истина устарела настолько, что её упоминание не значило абсолютно ничего. Обычный факт, какое-то не относящееся к эмоциональной плоскости событие: пройдено, пережито, принято.
— Если бы в этом мире существовала хоть какая-то справедливость, мы всё-таки сдохли бы при исполнении обязанностей.
Ветинари на удивление опытным жестом запрокинул голову и разбавил воздух столбом сигаретного дыма.
— Справедливости нет. Но есть её подобие.
— Хреновое подобие, скажу я тебе.
— Да брось. — Пронизывающая хрипловатый голос насмешка перекинулась с его обладателя на собеседника. — Неужели всё действительно настолько плохо?
Ваймс на мгновение прикрыл глаза, чувствуя, как легко повинуются и расслабляются мышцы, которые всего несколько месяцев назад казались застывшими намертво, прислушался к доносящимся из дома радостным крикам Сэма и перевёл взгляд на свои руки.
— Нет. Нет, но…
Ветинари понимающе улыбнулся.
— Слишком много дел и слишком мало времени?
— Да дел-то как раз практически и не осталось. А вот времени действительно слишком мало.
— А его хоть когда-нибудь было достаточно?
Где-то далеко, почти в конце извилистого коридора памяти всплыл образ юнца, с восторгом смотревшего на сержанта Джона Киля и даже не подозревающего, что тридцать лет спустя он окажется на месте предмета своего обожания в самом что ни на есть буквальном смысле.
— Что самое смешное, да. Знаешь, когда-то мне и впрямь казалось, что впереди целая вечность и спешить совершенно некуда. Одна из немногих глупостей, по которым я искренне скучаю.
Ветинари закрыл глаза и улыбнулся.
— Да. Да. Но это неважно. Как показывает практика, главное — не сколько, главное — как.
Ваймс расслаблено откинулся на стену и улыбнулся тоже.
Сколько же нужно потерять человеку, чтобы понять, что естественное течение времени действительно не так уж и важно. Важно только вот это: хрупкое, ускользающее, настоящее по дате и по сути.
И если мерить не количеством, а качеством, то, пожалуй, оставшийся срок вполне можно было назвать маленькой вечностью.
Конец
ZarKir — в который раз спасибо ей огромное

Autumn by ~ZarKir on deviantART
И все-таки как замечательно ты пишешь! все эти мелкие характерные фразочки, которые возможно только здесь, в этом мире и я начинаю думать о другом. О Ваймсе и Ветинари. О них, обоих.
"пойдешь со мной?" - это так неожиданно и так правильно.
Но я конечно не Ваймс и к эдакому никак не была готова)) И да, Мойст лапочка)))
— Ну что, Ваймс, на бис?
Ыыыыыыыыы
И домик «на берегу очень дикой реки» - прелесть какая! И вместе с Вилликинсом и Сэмом - чесгря я не думала, что ты устроишь им такой рай)))
И этот беззвучный разговор ыыы
Ёпсель! у тебя каждая строчка прекрасна!
Оооо! еще один мой сбывшийся кинк!
— С самой первой встречи? - а когда и как она кстати была и происходила? что-то известно? в каноне я этого не встречала пока.
Что еще за юнец Томми?
— Её очень сложно было не полюбить. Я знаю.
— Ты…
— Не в том смысле, о котором ты думаешь. Но да.
Ыыыыы я знал, я всегда знал это!
Вот уже семь с половиной лет. - в смысле? они же знакомы дольше гораздо. Что я пропустил? и вообще не очень я понял этот кусочек. Но я и Пратчетта не всегда понимаю))
ЫЫыыы мне кажется, или у Ветинари таки многолетний юст?
Ты знаешь, я вот думаю, если бы Пратчетт писал слэш - он писал бы его так.
А эта игра в соки! тебе ее точно из другой Штанины Времени нашептали))) и про смех .. и такой завершающий аккорд ...
И не менее прекрасный и более жизнеутверждающий завершающий аккорд всего
Да кому они оба теперь были нужны?
Друг другу. И нам
Спасибо! В одной из вариаций бесконечного множества вселенных я хотела бы, чтобы было так.
Tau Mirta, В общем, после ФБ я стала шиппером.
Поверьте, этих слов более чем достаточно ))) Эта пара меня дичайше зацепила и до сих пор не отпускает. И, конечно, на ФБ по этому пейрингу творила не одна я, но мне каждый раз невыразимо приятно слышать, что я в том числе смогла кого-то "подсадить"
Vassa07, Не обращай внимания на то, что я несу, слишком оно ... по голове, ага.
Я хорошо понимаю, на самом деле. Я ведь люблю Сибиллу очень, она божественна совершенно. Но вот... Я ещё на ФБ писала, что мне просто очень хотелось написать retirement-фик (герои "на пенсии"), и я пока могу придумать единственную логику, которая прочно сводит Ваймса и Ветинари в таком сеттинге, - если Сибилла мертва (((
И домик «на берегу очень дикой реки» - прелесть какая! И вместе с Вилликинсом и Сэмом - чесгря я не думала, что ты устроишь им такой рай)))
Ну как же не устроить-то? ))) Они ведь оба покой, ИМХО, уже давно заслужили )))
а когда и как она кстати была и происходила? что-то известно? в каноне я этого не встречала пока.
Вот увы ((( В каноне ничего нет вроде (((
Что еще за юнец Томми?
ОМП ))) Просто парень, которого Ваймс встретил, и... так получилось )))
в смысле? они же знакомы дольше гораздо. Что я пропустил? и вообще не очень я понял этот кусочек. Но я и Пратчетта не всегда понимаю))
Тут как бы как я думала. Да, конечно, они знакомы гораздо дольше. Но Ветинари явно не обозначал Ваймса про себя по имени с самого начала (если мы вообще рассматриваем такой расклад ))) ). Боюсь, в начале там вообще "пьяница-капитан" и "а, этот". Потом просто "капитан стражи". Потом "командор". По имени - где-то после Патриота.
У Пратчетта, к сожалению, нет чёткого обозначения хронологии ((( Я для себя считаю, что между книгами проходит плюс-минус год. То есть действие ТПВ происходит где-то через семь с половиной лет после Патриота и пять лет спустя после Ночной Стражи. Бац! и Снафф я не учитывала )))
И да. Автор таки предполагал юст со стороны Ветинари
Спасибо тебе огромное!
Ёпсель! у тебя каждая строчка прекрасна!
Ты знаешь, я вот думаю, если бы Пратчетт писал слэш - он писал бы его так.
Я польщена неимоверно просто
думаю нас даже не двое))
о имени - где-то после Патриота.
Вот кстати очень логично. Очень яркая искра проскочила между ними там. Причем именно в каноне. И мне кажется, у Пратчетта тоже где-то глубоко в подсознании был юст))) так все неспешно развивается по накатанной между ними.
Снафф - это Понюшка? ты ее читала? там кстати как раз обоснуй хороший для вот этого — Не в том смысле, о котором ты думаешь. Но да.
Я хотела зачесть все ваши фики после, даже скачала весь архив на телефон, но тут увидела в ленте и не удержалась. И это было так хорошо!
Одна мечта есть голубая - пиши еще, еще, ЕЩЕ!
Ну насчёт самого Пратчетта я сомневаюсь всё-таки,
хотя кто знает,но вот у меня тоже юстометр зашкаливает, даСнафф - это Понюшка? ты ее читала? там кстати как раз обоснуй хороший для вот этого — Не в том смысле, о котором ты думаешь. Но да.
Да-да, Понюшка ))) Читала, конечно ))) И да, там очень хорошо видны нежные чувства Ветинари к Сибилле, хотя и раньше тоже было. И обратно - тоже. Там... дружба, можно сказать. Настолько, насколько это возможно )))
Я хотела зачесть все ваши фики после, даже скачала весь архив на телефон, но тут увидела в ленте и не удержалась. И это было так хорошо!
Ыыыы, я безумно рада
Одна мечта есть голубая - пиши еще, еще, ЕЩЕ!
Обещать поостерегусь, чтоб не сглазить, но... Но
Ты не обещай, ты пиши.
Отнес сердец под
елочкувыкладку))Это не критика, написано замечательно)
Но все таки, это ж надо быть такими эгоистами?! О ребенке кто-нибудь подумал? Детям для развития нужны другие люди и, особенно, другие дети. Одно слово мужики XD
А мне наоборот было бы клево, если б еще инет был. Но ребенок в таком возрасте заменяет собой все))))
Если посмотреть на карту (27 - это Сто Лат, насколько я понимаю), то становится понятно, что побережье между Анк-Морпорком и Сто Латом - это далеко не край мира ))) Ваймс в принципе свободен в своих передвижениях, его-то никто ни в чём не обвинял, а Ветинари, если ему захочется куда-то прогуляться, всегда может сказать, что он Чарли
Понадобится, я думаю, они найдут, все что нужно. Характер и навыки-то никуда не делись.
)))
И Ваймс, и Ветинари, на самом деле, вполне свободны. И полная изоляция в ТПВ - это не необходимость, а выбор ))) Тут у каждого свой склад, кого-то изоляция удручает, а кого-то - наоборот. Для них сработало )))
Спасибо вам
)))
Спасибо огромное, автор!
DHead, а без тебя вообще ничего не было бы