© Терри Пратчетт «Опочтарение»
Внимание!
воскресенье, 10 ноября 2013
«Затем решение было принято и скреплено рукопожатием, которое в этом узком кругу значило бесконечно больше, чем любой письменный договор»
© Терри Пратчетт «Опочтарение»
© Терри Пратчетт «Опочтарение»
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (5)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
пятница, 08 ноября 2013
Only the savage regard the endurance of pain as the measure of worth ©
Название: «Тридцать первая весна»
Автор: DHead
Бета: Чеши
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст, драма, романс, юмор
Размер: мини. ~4000 слов
Персонажи: Ваймс/Ветинари
Содержание: Два не совсем нормальных человека, оказавшись в замкнутом пространстве, неизбежно доведут друг друга до Большого Взрыва. Впрочем, среди Монахов Времени ходят слухи, что учёные какого-то иного мира называют Большим Взрывом начало существования Вселенной.
Предупреждения: AU, OOC, пост-канон, смерть персонажа (не Ваймс и не Ветинари, но назвать второстепенным не поворачивается языкСибилла).
Дисклаймер: мне — ничего )))
читать дальше
«Трагическая случайность…»
«Никто не мог предугадать…»
«Это не ваша вина…»
«Нельзя спасти всех…»
Они как будто сговорились.
Сэмюель-старший хотел второго сына, Сэмюель-младший хотел брата — Судьба ответила ворохом бесполезных банальностей и одной на двоих могилой: «Сибилла Ваймс. Любимая мать и жена. Ваймс-Нерождённый». Или что-то наподобие — почему-то Ваймс никак не мог запомнить эту несчастную пару строчек.
Защитные механизмы его психики всегда были довольно своеобразными.
«Она казалась такой здоровой, кто бы мог подумать…»
Он думал только об одном: «Дорогие все, засуньте свои соболезнования себе в зад, заранее спасибо». Ваймс очень старался остаться Ваймсом, и у него почти получалось.
Вопреки обещаниям, время скорее увеличивало ущерб, нежели лечило: в волосах заметно прибавилось седины, а на лице — морщин. Не мягких и естественных, делающих старение красивым, а других: глубоких, резких, пролегающих между бровями и в уголках губ. С каждым днём кожа всё сильнее стягивалась и словно бы застывала, становясь похожей на идущий трещинами и не справляющийся со своими обязанностями слой защитного лака.
Всё городское население от Теней до Анкских холмов, испуганно озираясь по сторонам и понижая голос до шёпота, обсуждало, кого в семье Ваймс сердце подвело сильнее. Глава этой самой семьи всё так же успешно выполнял обязанности Командора Городской Стражи, всё так же задерживался на работе допоздна и всё так же плевал на общественное мнение. В предрассветные часы за закрытыми дверями и глазами он слышал стук земли о полированную крышку гроба вместо когда-то привычного стука старых, истёртых подошв о каменные дороги анк-морпоркских улиц, но это не имело никакого значения.
Практически всё не имело никакого значения.
Аритмичные часы в приёмной патриция сводили посетителей с ума юбилейный тридцатый год, в кабинете каминный огонь с треском жрал подкинутые ему дрова — так же весело и быстро, как Анк-Морпорк жрал своих собственных граждан, — а Ветинари медленно складывал лежащие на его столе листы в аккуратные стопки.
Вообще-то согласно неписаным правилам Космологии в этот момент должно было произойти что-нибудь достойное гордого названия «Знак». Оглушающий раскат грома, короткое, но преисполненное Значения землетрясение, град размером с куриное яйцо — сгодилось бы всё. Но, видимо, отвечающая за подобные события высшая сила решила, что каждый имеет право на обеденный перерыв и смертные вполне могут какое-то время обойтись без неё.
— Я устал, Ваймс.
Ваймс только пожал плечами.
— Не ты один.
— Ты не понял. Я окончательно и бесповоротно устал.
«А».
Когда-нибудь это должно было случиться, но Ваймс, будучи тактиком, а не стратегом, был слишком занят просчётом ближайших ходов, чтобы думать о финале партии. Теперь ему приходилось судорожно разрываться между вряд ли уместным «Что, уже?», излишне саркастичным «И кто же счастливый преемник?» и каким-то очень глупым «И ты туда же». К счастью, его размышления прервали:
— Ты пойдёшь со мной?
Или к несчастью.
— Ты окончательно сошёл с ума.
— Ещё скажи, что ты не ожидал подобного предложения.
— Как бы тебе помягче намекнуть…
Ветинари подался вперёд плавным, насмешливым движением хищника, заранее уверенного в своей победе.
— Ваймс. Эти игры устарели настолько, что о них нелепо даже вспоминать. Ты пойдёшь со мной? Да или нет.
Маленькая часть мозга Ваймса, отвечающая за привычки и инерцию, билась о стенки черепа и истошно верещала о Здравом Смысле, Разумности и Правильности. Прислушиваться к ней было так же нелепо, как и вспоминать об Этих Играх.
Пройденных этапов и сожжённых мостов уже очень давно стало слишком много.
— Мой сын…
— Да ради всех богов.
Ваймс сделал глубокий вдох. Затем ещё один. И ещё.
У него не было ни одной причины соглашаться. Да, это было логичным, но всё равно безумием. По стольким параметрам, что для списка с их перечисления не хватило бы всех существующих и несуществующих видов чисел.
Причин отказываться было ещё меньше. Вещи, ради которых следовало бы остаться, можно было пересчитать по сломанным и не до конца вылеченным пальцам одной руки.
«Да или нет. Да или нет. Да или…».
Ваймс устало провёл рукой по лицу и кивнул, не открывая глаз.
— Это действительно было так необходимо?
Нет, конечно, Ваймс понимал, что, когда речь идёт о Ветинари, рассчитывать на что-то незамысловатое глупо, и морально готовился к чему-нибудь эдакому, но… Повесить на себя хищение государственного имущества в особо крупных размерах, причём настолько открытое и беспардонное, что даже далёкие от законопослушности граждане Анк-Морпорка искренне возмутились и речь на самом деле зашла о ссылке? Боги с ней, с необходимостью. Как?!
Впрочем, понятно, как. Председателя Королевского Банка Мойста фон Липвига каким-то похожим на магию образом любили все, сочувствовать ему было легко и приятно, а жертву он из себя изображал крайне профессионально.
— Ш-ш-ш, прислушайся.
Среди беспорядочного гудения собравшейся перед дворцом толпы Ваймс уловил крики «Долой тирана!» и «Даёшь справедливое правительство!».
— Мои агенты, — пояснили ему в ответ на отвисшую челюсть.
— Но… Зачем?
Ветинари отвернулся от окна, подошёл к Ваймсу на расстояние вытянутой руки и лукаво прищурил глаза.
— Затем, что работающая, полезная, если можно так выразиться, тирания требует работающего и полезного тирана. А второго меня нет и никогда не будет.
«Какая скромность», — ехидно подумал Ваймс, но промолчал. Он понимал, что это правда. И да, теперь он понимал необходимость.
Ветинари с задумчивой улыбкой вытянул руки вперёд.
— Ну что, Ваймс, на бис?
Ваймс с кривой усмешкой защёлкнул наручники на его запястьях.
— На бис.
Ни один из них, переступая порог Продолговатого кабинета, не оглянулся.
Толпа расступалась перед ними, как, согласно легенде, расступалось Круглое море перед жрецом бога Ио Мошем: плавным, медленным, единым движением; слегка подрагивая под действием сжимающего воздух напряжения и непреодолимой внешней силы. Тишина звенела и оглушала, где-то на периферии зрения Моркоу с улыбкой отдавал честь, а Ваймс окончательно понимал, что может вернуться, но не вернётся.
Никогда.
Когда они наконец-то сели в карету, Ветинари поднёс руку ко лбу — связывающая его запястья цепь дёрнулась и жалобно звякнула в такт движению колёс.
— Знаешь, честно говоря, я предпочёл бы что-нибудь поинтереснее. Всё-таки заканчивать без преувеличения выдающуюся карьеру хищением, пусть и в особо крупных размерах… Увы, боюсь, «что-нибудь поинтереснее» могло закончиться отделением моей головы от тела. Что было бы очень досадно: она всё ещё может неплохо мне послужить.
Гораздо более досадным было то, что о своей собственной голове Ваймс ничего подобного сказать не мог.
— Что ж, как я понимаю, теперь моя прямая обязанность — удостовериться, что эта твоя голова служит только тебе. И, что бы ты себе ни думал, я намерен отнестись к этой обязанности очень серьёзно.
Улыбка, которую он получил в ответ, была настолько искренней, насколько это вообще было возможно.
— На меньшее, мой дорогой Ваймс, я и рассчитывать не смею.
От маленького двухэтажного дома до дороги между Сто Латом и Анк-Морпорком — пятнадцать часов ходьбы, до побережья — всего полтора, но пейзаж, в отличие от направления и расстояния, неизменен: низкие травы плоской равнины, изредка перемежающиеся тонкими деревьями с почти прозрачной листвой. Когда-то Ваймс своими глазами видел бесконечность клатчских пустынь и заснеженных лесов Убервальда, но эти воспоминания уже давно свернулись в маленький клубок без цвета и запаха, уступив место более актуальным городским улицам. Теперь Ваймсу приходилось заново привыкать к самому факту существования открытых пространств.
Стоящий на пороге Вилликинс, который вместе с Сэмом приехал сюда неделей раньше, учтиво поклонился и сообщил, что, если уважаемые господа желают перекусить с дороги, стол в гостиной ждёт только их. Уважаемые господа желали и были очень благодарны за предусмотрительность.
Импровизированное новоселье началось с того, что Ветинари резко рванулся вперёд, перепрыгнул стол, плавным, неразрывным движением перекатился по полу, захлопнул бывшее открытым буквально секунду назад окно и застыл, дёргано сжимая рукой деревянную раму.
Звуковое сопровождение в виде свиста и хлопка окружающая реальность зарегистрировала с опозданием. Как и звон упавшей на пол ложки.
Ваймс как ни в чём не бывало сел за стол и прокомментировал произошедшее со свойственным ему тактом и пониманием:
— Да кому ты теперь нужен?
В ответ Ветинари сложился пополам, затем, падая на колени, втрое — из его горла неравномерными, прерывистыми толчками начала вырываться мешанина хрипяще-булькающих звуков, а медленно сползшие по стеклу пальцы принялись сбивчиво царапать подоконник. Примерно так же выглядел сам Ваймс после похорон Сибиллы, когда до его подсознательного и бессознательного уровней наконец-то дошло: всё. Совсем всё.
И эти же уровни сейчас подсказывали: лучшее, что ты можешь сделать, оказавшись невольным свидетелем подобного осознания, — притвориться, что ничего не происходит, и дать человеку его пережить.
Намазывание масла на хлеб — отличный отвлекающий манёвр и очень расслабляющее занятье: ход ножом вперёд — «Хорошо, что сейчас раннее утро, и Сэм ещё спит», ход ножом назад — «Хоть бы он там не задохнулся. Вроде не должен», ход ножом вперёд...
Спустя несколько шорохов, тихих шагов и большой упавшей на стол тени к этому танцу присоединилась вторая пара рук. Ход ножом вперёд с одной стороны стола: «Спасибо, продолжай молчать».
Ход ножом назад с другой: «А? О чём ты вообще?».
Им обоим срочно нужен был какой-нибудь природный катаклизм. Судя по раздавшемуся на лестнице топоту, боги решили точно так же и в кои-то веки решили подсобить.
— Папа!
— Привет, Сэм!
Ваймс с улыбкой подхватил на руки подбежавшее к нему торнадо и закружил вокруг своей оси. Снова почувствовав под ногами твёрдую почву, оно не менее радостно закричало:
— Дядя Хэвлок!
Лицо Ваймса рефлекторно одеревенело. Услышав это в первый раз и увидев во взгляде тогда ещё патриция угрозу убийства, он приложил все усилия, чтобы показать: нет, нет, что вы, ничего смешного, абсолютно ничего смешного, я не собираюсь ржать в голос, с чего вы вообще взяли.
Прошло четыре года — каждый раз, как первый.
Ответное приветствие Ваймс, занятый расслаблением лицевых мышц, пропустил.
— Дядя Хэвлок! А вы теперь будете жить с нами?
— Скорее это вы будете жить со мной, — невозмутимо поправил Ветинари.
— Здорово! А вы научите меня жонглировать ножами?
«Здравствуй, головная боль. Возможно, когда-нибудь я смогу тебя полюбить».
«Анк-Морпорская Правда» доходила до этого забытого всеми богами края с опозданием, но всё-таки доходила. Ветинари попросил об этой мелкой услуге в качестве платы за тридцать лет спокойствия и порядка, и общим решением было: «Да пусть его, если ему так хочется». Ещё тогда Ваймса царапнуло Нехорошее Предчувствие по этому поводу, но вмешиваться было глупо и как-то некрасиво.
— Смотри-ка, фон Липвиг затеял очередную денежную реформу. Сколько раз ему говорили: «Не сломано — не чини», — но нет, ему всё равно неймётся.
— Очень интересно, очень, — ответил Ваймс, без энтузиазма рассматривая кроссворд. — Как там поживает демократия?
— Так себе. Находящийся у власти коллектив выдвиженцев от народа провёл налоговую реформу, увеличившую эффективность системы впятеро, стабилизировал Анк-Морпоркский доллар и продлил торговый договор с Убервальдом без изменения условий.
Несчастный кроссворд был окончательно оставлен в покое — Ваймс поднял голову и изумлённо поднял правую бровь.
— Э… Прости меня, далёкого от политической вселенной, но, по-моему, эти ребята заслуживают большего, чем «так себе».
Ветинари посмотрел на него одним из прибережённых специально для Сэма взглядов, а именно: «Я понимаю, что тебе только шесть, но это уже чересчур».
— Ваймс. Большая часть этих «выдвиженцев от народа» — мои люди.
«Здравствуй, подвох, я так тебя ждал». Действительно, уж за тридцать-то лет можно было хоть чему-нибудь научиться.
Длинная тирада из разряда «Никто ничего другого и не ждал, но это не оправдание» была в корне пресечена насмешливым:
— Не напрягайся ты так. Во-первых, я сказал «большая часть». Во-вторых, я отвечал только за обучение и, собственно, выбор. Всё остальное, происходящее в настоящем времени, — их собственные мозги и совесть. Лично я действительно вышел из игры.
— Как-то это… слабо утешает.
Ветинари в бессильном раздражении склонил голову набок.
— Ах, прошу простить и позволить дать урок далёким от политической вселенной. Переходный период необходим, Ваймс. Хочешь броситься в омут с головой в повседневной жизни — пожалуйста, это твоя и только твоя голова. В политических реалиях последствия такого поступка гораздо более катастрофичны.
Возражать было нечем: подковёрная борьба, тонкие интриги и далеко идущие планы никогда не были сильной стороной Ваймса, и Ветинари знал об этом, как никто другой.
— Семейный скандал отменяется, как я понимаю?
Ответом ему были поднятые вверх руки и усталое мотание головой.
Семейный скандал случился несколькими днями позже. Ваймс практически вытолкнул Ветинари на улицу, в стылый воздух поздней зимы, в открытую ночную темноту, с которой узкий серп луны и несколько жалких, едва видных звёзд боролись практически безуспешно.
Уже то, что дверь захлопнулась с тихим щелчком, а не перебудившим весь дом грохотом, было победой.
— Не учи моего сына плохому.
— То есть, когда вы с ним весело машетесь палками, ты учишь его хорошему?
— Ты действительно не видишь разницы между «уметь владеть мечом и защищаться» и «как ударить человека чем угодно так, чтобы он как можно скорее умер»?
— О да. Смерть наверняка является для твоего сына новостью. Мои изви…
Только после того, как Ветинари медленно поднялся в сидячее положение, сжимая пальцами переносицу, Ваймс понял, что его пальцы каким-то бессознательным образом оказались сжаты в кулак. А кулак — выброшен вперёд.
— Ты даже не представляешь, как давно я мечтал это сделать.
Из-под закрывающей лицо руки осторожно выглянул уголок губ.
— С самой первой встречи?
— Хорошо, представляешь. И вот, свершилось. Чего только не случается в жизни, кто бы мог подумать.
— Когда ты трахал этого юнца Томми, ты говорил себе то же самое?
Удар ниже пояса за удар в нос — явно неравноценный обмен, но когда это Ветинари играл по справедливости.
— Откуда ты… Забудь. Глупый вопрос. Какое твоё вообще дело?
— Ты, знаешь ли, был Командором Городской Стражи. Твой срыв означал катастрофу. Разумеется, я следил за тобой. Не волнуйся, не слишком пристально: пока твои развлечения ограничивались курением и сексом, я вписывал ситуацию в список «всё под контролем».
Намёк был более чем прозрачен, и Ваймс, практически упав на покрытую тонким льдом землю, рваным движением засунул в рот сигару и со второй попытки смог её поджечь.
— Я не стал бы. Ты же знаешь, что я не стал бы. Я не схватился бы за бутылку как минимум из уважения к памяти Сибиллы.
Послышался тихий шорох — Ветинари сел рядом: недостаточно близко для того, чтобы активировать защитные рефлексы, но достаточно, чтобы ощущаться на самой грани между поддержкой и навязчивостью.
— Я не знал, я был практически уверен. Сам понимаешь, какое слово здесь ключевое. Нельзя не рассмотреть все варианты. В утешение могу сказать: я точно знал, что ты упрям. И что ты действительно любил её. До сих пор любишь. И, полагаю, будешь любить всегда.
Ваймс усмехнулся и выдохнул маленькое облачко пара — смесь самого дыхания и сигаретного дыма.
— Знаешь, а ведь вначале этого не было. То есть… Мы были просто здравомыслящими людьми. Которые поступили логически. Но потом…
— Её очень сложно было не полюбить. Я знаю.
— Ты…
— Не в том смысле, о котором ты думаешь. Но да.
Тишина снова вступила в свои законные права: Ветинари спокойно смотрел вперёд, а Ваймс — вниз, на узоры сероватых разводов, объявляющих приближение весны. Присутствие кого-то, кто действительно понимал, молчал и просто был странным образом успокаивало. Словно бы развязывало и складывало аккуратной стопкой последние затянутые в мёртвый узел нити. Ваймс даже не знал об их существовании, но теперь, когда они окончательно исчезли, в последний раз аккуратно и почти ласково сдавив лёгкие, поднимать голову и делать глубокий вдох стало значительно легче.
— Не учи моего сына плохому.
«Не делай этого, сволочь, он — последнее, что у меня осталось».
Резкий, угловатый, теряющийся в дыму профиль подался вперёд на три миллиметра.
— Хорошо. Перейду к клатчскому. Должен же он уметь сказать что-то кроме «Иди-ка ты Туда, Куда Солнце Не Светит».
— Да уж, — сказал Ваймс, поднимаясь на ноги и протягивая Ветинари руку — говоря своё самое большое и искреннее «спасибо» за все годы их знакомства, не прибегая к словам, — из меня в этом деле учитель явно никудышный.
— Слушай, почему ты называешь моего сына Сэмом? Не пойми меня неправильно, я не против. Просто ты не склонен к сокращением.
— Просто для того, чтобы не запутаться. Сэмюелем я в своей голове называю тебя. Вот уже семь с половиной лет.
— О. Э… Ну…
— Ну или ну?
— Ну ну. Ответная услуга?
— Я уже думал, ты никогда не спросишь.
Желание Сэма выйти поиграть и в процессе отойти от дома как можно дальше было непредсказуемым явлением. Мартовские ливни — тоже. Где-то посередине две непредсказуемости встретились, и теперь Вилликинс готовил для Сэма тёплую ванну и тёплую постель, а Ваймс сидел у камина в одних трусах и стучал зубами от холода и злости. Насмешливый взгляд одетого, весь вечер просидевшего в доме и довольного жизнью Ветинари на настроение влиял отнюдь не положительно.
— Да-да, я идиот, и выгляжу, как идиот.
— Тебе идёт.
Ваймс резко вскинул голову, всмотрелся в голубые под янтарным отражением каминного пламени глаза и с неотвратимостью летящего в голову кирпича осознал всю глубину своей ошибки.
Это взгляд не был насмешливым. Точнее, он был не просто насмешливым.
«Этого ещё не хватало».
Хотя, если подумать, только этого и не хватало. Какой смысл цепляться за последний здоровый орган, если все остальные окончательно и бесповоротно отказали?
Ваймс всегда знал, что когда-нибудь оступится, выберет неправильную Штанину Времени и окажется прижат к какой-либо поверхности; вот только в этих старых, давно потерявших свою актуальность планах на нежелательное будущее он был полностью одет, и Ветинари вцеплялся ему зубами в глотку, а не губами в губы.
Уж за пятьдесят-то три года можно было понять, что ничто в жизни не идёт по даже самому продуманному плану.
А потом Ваймс получал ответы на все свои казавшиеся забытыми за ненадобностью вопросы. Да, его тело всё ещё работало нужным образом. Да, Ветинари действительно не только выглядел худым и длинным. Да, идущая по позвоночнику в голову волна тепла — бесспорно, самая согревающая и самая сильная из всех существующих волн.
Что характерно, вопрос о Правильности или Неправильности даже не поднимался. Просто потому что…
Да кому они оба теперь были нужны?
Утро встретило Ваймса неожиданным полётом с кровати и бодрящим ударом копчиком о пол.
— Ты знаешь, — пробурчал он, опираясь на локоть и потирая поясницу, — есть очень много менее травматичных способов сообщить о том, что полная страсти ночь была ошибкой и поднимать эту тему не следует.
Черты лица свесившегося с кровати Ветинари дёрнулись и, совершив непривычную работу, сложились во что-то, приближенное к виноватому выражению.
— Ничего подобного в моих планах не было. Я просто не привык просыпаться с кем-либо в одной постели. А раз соответствующие ситуации рефлексы отсутствовали, в ход пошли другие.
Ваймс только покачал головой и, медленно, неуклюже поднявшись, опираясь на протянутые с кровати руки, подумал, что с сегодняшнего дня словосочетание «утренняя неловкость» будет иметь новый, откровенно пугающий смысл.
Впрочем, старый смысл тоже никуда не делся. К тому моменту, как они оба с презентабельным, не вызывающим никаких подозрений видом сели за стол, Ваймс уже не знал, чего ему хочется больше: разбить всё бьющееся, задушить всё живое или просто тихо повеситься. Видимо, Ветинари откопал где-то на задворках своего мозга понятие «сострадание» и решил протянуть руку помощи:
— Сэмюель. У тебя на всё лицо растянута надпись «Я хочу задать вопрос». Смелее, я весь внимание.
«Ну хоть так».
— Раз ты настаиваешь… У тебя, судя по прошлой ночи, богатый опыт. Мне просто любопытно, откуда.
— Ты будешь очень удивлён, но когда-то я, как и все люди, был молод и не связан никакими обязательствами.
— Допустим. А потом?
Зажатая в руке Ветинари ложка описала в воздухе размытый полукруг.
— А потом были послы дружественных нам государств. Ты же прекрасно понимаешь, что девяносто девять процентов этих послов вместо налаживания дипломатических связей занималось банальным шпионажем. А какой же у нас старый, как само понятие цивилизации, способ шпионажа?
Лицо Ваймса стремительно начало вытягиваться.
— И ты соглашался?
— В большинстве случаев нет. Однако если предложение было сделано достаточно умно… Да, соглашался. Взамен, разумеется, врал напропалую. — На данном этапе лицо Ваймса приблизилось к критической отметке «лошадь». — О боги, Сэмюель. Неужели тебя действительно что-то в этом удивляет?
Он резко сглотнул и закашлялся.
— По идее, не должно бы. Но да. Тебе и вправду нравилось быть патрицием, не так ли?
— А тебе нравилось быть стражником?
Хороший вопрос. И, по совместительству, ответ.
— Нет. Я им просто был.
— Здесь то же самое. Но признаюсь: иногда, иногда это действительно было — за неимением лучшего слова — весело. Кстати, прошлая ночь была не только весельем, если тебя это волнует.
Ваймс огромным усилием воли подавил желание обхватить голову руками и побиться ею об стол.
— Это я и так понимаю. Меня больше волнует вопрос «что дальше?».
— Сэмюель. — Брови Ветинари коронным движением взметнулись вверх. — Мы до конца своих дней заперты в небольшом доме посреди Ничего. Сам-то как думаешь, что дальше?
Просто удивительно, как обнадёживающе звучало нечто настолько безнадёжное.
— Логично.
Стоящие у камина пустые банки жалобно прижимались друг к другу, образуя конструкцию, держащуюся скорее на честном слове, чем на каких-либо физических силах. Врывающийся в комнату через открытое окно ветер подхватывал запахи яблочного, апельсинового и томатного соков и разносил по всем направлением с энтузиазмом гонца, которому наконец-то поручили доставить благую весть.
— Так. Ладно. Как насчёт «я никогда не подделывал документы»?
Оба трезвых, как стекло, игрока одновременно запустили носы в свои кружки. Идиотизм происходящего уже давно перепрыгнул все мыслимые пределы, вальяжной походкой пересёк немыслимые и теперь радостно кричал: «Опьянение!» — на том особом психологическом уровне, который отвечал за самообман.
— Сэмюель, пора менять тему. Если мы и дальше будет идти дорогой противозаконности, то очень быстро лопнем.
— Хорошо, меняй, твоя очередь.
— Хм-м-м, дай подумать… Я никогда не посещал Шлюшьи Ямы.
Ваймс досадливо поморщился и сделал очередной глоток.
— Подожди, — удивлённо наклонил голову Ветинари. — Это было до твоего вступления в Стражу или после?
— После, Хэвлок. Очень сильно после. Я бы даже сказал, совсем после. Уже после смерти Сибиллы.
— И как я умудрился это пропустить?
— Это было всего один раз. Не думаю, что твои люди смотрели за мной двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.
— Твоя правда. И твоя очередь.
— Что ж, я никогда не был незнакомцем в тёмном переулке.
Ветинари ностальгически улыбнулся и выпил.
— Серьёзно, Хэвлок? Серьёзно?!
— Как я уже говорил, когда-то я тоже был молод. Но я никогда не бегал от вервольфов.
В сощуренных глазах Ваймса отчётливо читалось пожелание приобрести этот недостающий опыт.
«Чёрт возьми, такими темпами мы действительно лопнем и действительно очень быстро».
— Послушай, ну должно же быть что-то, чего мы оба не делали. Я не знаю… Я никогда не бегал от вампира голым.
Ветинари с каменным лицом потянулся к кружке.
Ваймс глубоко вдохнул…
— Не спрашивай. Пожалуйста, не спрашивай.
…и рассмеялся.
Он смеялся точно так же, как смеялся очень давно, после победы над драконом, в другой, забытой и похороненной жизни: за мир, за спасение душ, до неудержимых слёз и каким-то магическим образом украшающей голос хрипоты.
Так, как думал, что никогда уже не сможет.
Ветинари одобрительно улыбался — он тоже не мог не помнить тот смех, ставший для них своеобразной точкой отчёта и невозврата.
И тоже, наверное, думал, что никогда уже ничего подобного не услышит.
— О боги… О боги… Я не могу… Фух. Ну должно же быть что-то…
— На самом деле, это очень просто. — Ветинари взял кружку и поднял её вверх, словно бы объявляя тост. — Я никогда не умирал.
Ваймс кивнул и тоже поднял свою: за такое и впрямь не грех было бы выпить.
Ваймс перемахнул через подоконник и сел рядом с задумчиво курящим Ветинари. «Дело о нелицензированном воровстве сигар» закончилось быстро и как-то бесславно, но радовало уже то, что само преступление не было бредом или галлюцинацией: стройный ряд лежащих на земле окурков выглядел по-настоящему внушительно и никаких сомнений в собственном существовании не оставлял.
И да, раз уж излюбленным местом для символичных разговор стало «на улице, сразу после порога», сюда явно нужно было поставить скамейку. Морозить зад — развлечение, конечно, бодрящее, но глупое и не особо безопасное. Ничего нового, разумеется, но ведь изначальной идеей Великого Переезда было изменение образа жизни, а не его сохранение.
Покурили. Помолчали. Опять покурили.
— Двадцать шестое марта. Сегодня начался бы тридцать первый год моего патрицианства.
«А».
«Новейшая история Анк-Морпорка» явно нуждалась в перечитывании.
— Тридцать лет, — продолжал Ветинари. — Я ни о чём не жалею и не пожалею никогда, но… Тридцать грёбаных лет. Иногда мне кажется, что я застрял в этом марте навсегда. Как ты — в своём мае.
Ваймс усмехнулся. Для него эта истина устарела настолько, что её упоминание не значило абсолютно ничего. Обычный факт, какое-то не относящееся к эмоциональной плоскости событие: пройдено, пережито, принято.
— Если бы в этом мире существовала хоть какая-то справедливость, мы всё-таки сдохли бы при исполнении обязанностей.
Ветинари на удивление опытным жестом запрокинул голову и разбавил воздух столбом сигаретного дыма.
— Справедливости нет. Но есть её подобие.
— Хреновое подобие, скажу я тебе.
— Да брось. — Пронизывающая хрипловатый голос насмешка перекинулась с его обладателя на собеседника. — Неужели всё действительно настолько плохо?
Ваймс на мгновение прикрыл глаза, чувствуя, как легко повинуются и расслабляются мышцы, которые всего несколько месяцев назад казались застывшими намертво, прислушался к доносящимся из дома радостным крикам Сэма и перевёл взгляд на свои руки.
— Нет. Нет, но…
Ветинари понимающе улыбнулся.
— Слишком много дел и слишком мало времени?
— Да дел-то как раз практически и не осталось. А вот времени действительно слишком мало.
— А его хоть когда-нибудь было достаточно?
Где-то далеко, почти в конце извилистого коридора памяти всплыл образ юнца, с восторгом смотревшего на сержанта Джона Киля и даже не подозревающего, что тридцать лет спустя он окажется на месте предмета своего обожания в самом что ни на есть буквальном смысле.
— Что самое смешное, да. Знаешь, когда-то мне и впрямь казалось, что впереди целая вечность и спешить совершенно некуда. Одна из немногих глупостей, по которым я искренне скучаю.
Ветинари закрыл глаза и улыбнулся.
— Да. Да. Но это неважно. Как показывает практика, главное — не сколько, главное — как.
Ваймс расслаблено откинулся на стену и улыбнулся тоже.
Сколько же нужно потерять человеку, чтобы понять, что естественное течение времени действительно не так уж и важно. Важно только вот это: хрупкое, ускользающее, настоящее по дате и по сути.
И если мерить не количеством, а качеством, то, пожалуй, оставшийся срок вполне можно было назвать маленькой вечностью.
Конец
ZarKir — в который раз спасибо ей огромное
— нарисовала к этому тексту чудесный арт «Энная осень». Ваймс и Ветинари несколько лет спустя )
Autumn by ~ZarKir on deviantART
Автор: DHead
Бета: Чеши
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст, драма, романс, юмор
Размер: мини. ~4000 слов
Персонажи: Ваймс/Ветинари
Содержание: Два не совсем нормальных человека, оказавшись в замкнутом пространстве, неизбежно доведут друг друга до Большого Взрыва. Впрочем, среди Монахов Времени ходят слухи, что учёные какого-то иного мира называют Большим Взрывом начало существования Вселенной.
Предупреждения: AU, OOC, пост-канон, смерть персонажа (не Ваймс и не Ветинари, но назвать второстепенным не поворачивается языкСибилла).
Дисклаймер: мне — ничего )))
читать дальше
«С тобой проводит ночи 31-ая весна
И без сомнения ревнует ко всему,
И без сомнения ревнует ко всему, бьёт стекла.
А я прощаюсь с городом просоленным, куда
В любое время не доходят поезда…»
© Ночные снайперы «31-ая весна»
И без сомнения ревнует ко всему,
И без сомнения ревнует ко всему, бьёт стекла.
А я прощаюсь с городом просоленным, куда
В любое время не доходят поезда…»
© Ночные снайперы «31-ая весна»
«Трагическая случайность…»
«Никто не мог предугадать…»
«Это не ваша вина…»
«Нельзя спасти всех…»
Они как будто сговорились.
Сэмюель-старший хотел второго сына, Сэмюель-младший хотел брата — Судьба ответила ворохом бесполезных банальностей и одной на двоих могилой: «Сибилла Ваймс. Любимая мать и жена. Ваймс-Нерождённый». Или что-то наподобие — почему-то Ваймс никак не мог запомнить эту несчастную пару строчек.
Защитные механизмы его психики всегда были довольно своеобразными.
«Она казалась такой здоровой, кто бы мог подумать…»
Он думал только об одном: «Дорогие все, засуньте свои соболезнования себе в зад, заранее спасибо». Ваймс очень старался остаться Ваймсом, и у него почти получалось.
Вопреки обещаниям, время скорее увеличивало ущерб, нежели лечило: в волосах заметно прибавилось седины, а на лице — морщин. Не мягких и естественных, делающих старение красивым, а других: глубоких, резких, пролегающих между бровями и в уголках губ. С каждым днём кожа всё сильнее стягивалась и словно бы застывала, становясь похожей на идущий трещинами и не справляющийся со своими обязанностями слой защитного лака.
Всё городское население от Теней до Анкских холмов, испуганно озираясь по сторонам и понижая голос до шёпота, обсуждало, кого в семье Ваймс сердце подвело сильнее. Глава этой самой семьи всё так же успешно выполнял обязанности Командора Городской Стражи, всё так же задерживался на работе допоздна и всё так же плевал на общественное мнение. В предрассветные часы за закрытыми дверями и глазами он слышал стук земли о полированную крышку гроба вместо когда-то привычного стука старых, истёртых подошв о каменные дороги анк-морпоркских улиц, но это не имело никакого значения.
Практически всё не имело никакого значения.
***
Аритмичные часы в приёмной патриция сводили посетителей с ума юбилейный тридцатый год, в кабинете каминный огонь с треском жрал подкинутые ему дрова — так же весело и быстро, как Анк-Морпорк жрал своих собственных граждан, — а Ветинари медленно складывал лежащие на его столе листы в аккуратные стопки.
Вообще-то согласно неписаным правилам Космологии в этот момент должно было произойти что-нибудь достойное гордого названия «Знак». Оглушающий раскат грома, короткое, но преисполненное Значения землетрясение, град размером с куриное яйцо — сгодилось бы всё. Но, видимо, отвечающая за подобные события высшая сила решила, что каждый имеет право на обеденный перерыв и смертные вполне могут какое-то время обойтись без неё.
— Я устал, Ваймс.
Ваймс только пожал плечами.
— Не ты один.
— Ты не понял. Я окончательно и бесповоротно устал.
«А».
Когда-нибудь это должно было случиться, но Ваймс, будучи тактиком, а не стратегом, был слишком занят просчётом ближайших ходов, чтобы думать о финале партии. Теперь ему приходилось судорожно разрываться между вряд ли уместным «Что, уже?», излишне саркастичным «И кто же счастливый преемник?» и каким-то очень глупым «И ты туда же». К счастью, его размышления прервали:
— Ты пойдёшь со мной?
Или к несчастью.
— Ты окончательно сошёл с ума.
— Ещё скажи, что ты не ожидал подобного предложения.
— Как бы тебе помягче намекнуть…
Ветинари подался вперёд плавным, насмешливым движением хищника, заранее уверенного в своей победе.
— Ваймс. Эти игры устарели настолько, что о них нелепо даже вспоминать. Ты пойдёшь со мной? Да или нет.
Маленькая часть мозга Ваймса, отвечающая за привычки и инерцию, билась о стенки черепа и истошно верещала о Здравом Смысле, Разумности и Правильности. Прислушиваться к ней было так же нелепо, как и вспоминать об Этих Играх.
Пройденных этапов и сожжённых мостов уже очень давно стало слишком много.
— Мой сын…
— Да ради всех богов.
Ваймс сделал глубокий вдох. Затем ещё один. И ещё.
У него не было ни одной причины соглашаться. Да, это было логичным, но всё равно безумием. По стольким параметрам, что для списка с их перечисления не хватило бы всех существующих и несуществующих видов чисел.
Причин отказываться было ещё меньше. Вещи, ради которых следовало бы остаться, можно было пересчитать по сломанным и не до конца вылеченным пальцам одной руки.
«Да или нет. Да или нет. Да или…».
Ваймс устало провёл рукой по лицу и кивнул, не открывая глаз.
***
— Это действительно было так необходимо?
Нет, конечно, Ваймс понимал, что, когда речь идёт о Ветинари, рассчитывать на что-то незамысловатое глупо, и морально готовился к чему-нибудь эдакому, но… Повесить на себя хищение государственного имущества в особо крупных размерах, причём настолько открытое и беспардонное, что даже далёкие от законопослушности граждане Анк-Морпорка искренне возмутились и речь на самом деле зашла о ссылке? Боги с ней, с необходимостью. Как?!
Впрочем, понятно, как. Председателя Королевского Банка Мойста фон Липвига каким-то похожим на магию образом любили все, сочувствовать ему было легко и приятно, а жертву он из себя изображал крайне профессионально.
— Ш-ш-ш, прислушайся.
Среди беспорядочного гудения собравшейся перед дворцом толпы Ваймс уловил крики «Долой тирана!» и «Даёшь справедливое правительство!».
— Мои агенты, — пояснили ему в ответ на отвисшую челюсть.
— Но… Зачем?
Ветинари отвернулся от окна, подошёл к Ваймсу на расстояние вытянутой руки и лукаво прищурил глаза.
— Затем, что работающая, полезная, если можно так выразиться, тирания требует работающего и полезного тирана. А второго меня нет и никогда не будет.
«Какая скромность», — ехидно подумал Ваймс, но промолчал. Он понимал, что это правда. И да, теперь он понимал необходимость.
Ветинари с задумчивой улыбкой вытянул руки вперёд.
— Ну что, Ваймс, на бис?
Ваймс с кривой усмешкой защёлкнул наручники на его запястьях.
— На бис.
Ни один из них, переступая порог Продолговатого кабинета, не оглянулся.
Толпа расступалась перед ними, как, согласно легенде, расступалось Круглое море перед жрецом бога Ио Мошем: плавным, медленным, единым движением; слегка подрагивая под действием сжимающего воздух напряжения и непреодолимой внешней силы. Тишина звенела и оглушала, где-то на периферии зрения Моркоу с улыбкой отдавал честь, а Ваймс окончательно понимал, что может вернуться, но не вернётся.
Никогда.
Когда они наконец-то сели в карету, Ветинари поднёс руку ко лбу — связывающая его запястья цепь дёрнулась и жалобно звякнула в такт движению колёс.
— Знаешь, честно говоря, я предпочёл бы что-нибудь поинтереснее. Всё-таки заканчивать без преувеличения выдающуюся карьеру хищением, пусть и в особо крупных размерах… Увы, боюсь, «что-нибудь поинтереснее» могло закончиться отделением моей головы от тела. Что было бы очень досадно: она всё ещё может неплохо мне послужить.
Гораздо более досадным было то, что о своей собственной голове Ваймс ничего подобного сказать не мог.
— Что ж, как я понимаю, теперь моя прямая обязанность — удостовериться, что эта твоя голова служит только тебе. И, что бы ты себе ни думал, я намерен отнестись к этой обязанности очень серьёзно.
Улыбка, которую он получил в ответ, была настолько искренней, насколько это вообще было возможно.
— На меньшее, мой дорогой Ваймс, я и рассчитывать не смею.
***
От маленького двухэтажного дома до дороги между Сто Латом и Анк-Морпорком — пятнадцать часов ходьбы, до побережья — всего полтора, но пейзаж, в отличие от направления и расстояния, неизменен: низкие травы плоской равнины, изредка перемежающиеся тонкими деревьями с почти прозрачной листвой. Когда-то Ваймс своими глазами видел бесконечность клатчских пустынь и заснеженных лесов Убервальда, но эти воспоминания уже давно свернулись в маленький клубок без цвета и запаха, уступив место более актуальным городским улицам. Теперь Ваймсу приходилось заново привыкать к самому факту существования открытых пространств.
Стоящий на пороге Вилликинс, который вместе с Сэмом приехал сюда неделей раньше, учтиво поклонился и сообщил, что, если уважаемые господа желают перекусить с дороги, стол в гостиной ждёт только их. Уважаемые господа желали и были очень благодарны за предусмотрительность.
Импровизированное новоселье началось с того, что Ветинари резко рванулся вперёд, перепрыгнул стол, плавным, неразрывным движением перекатился по полу, захлопнул бывшее открытым буквально секунду назад окно и застыл, дёргано сжимая рукой деревянную раму.
Звуковое сопровождение в виде свиста и хлопка окружающая реальность зарегистрировала с опозданием. Как и звон упавшей на пол ложки.
Ваймс как ни в чём не бывало сел за стол и прокомментировал произошедшее со свойственным ему тактом и пониманием:
— Да кому ты теперь нужен?
В ответ Ветинари сложился пополам, затем, падая на колени, втрое — из его горла неравномерными, прерывистыми толчками начала вырываться мешанина хрипяще-булькающих звуков, а медленно сползшие по стеклу пальцы принялись сбивчиво царапать подоконник. Примерно так же выглядел сам Ваймс после похорон Сибиллы, когда до его подсознательного и бессознательного уровней наконец-то дошло: всё. Совсем всё.
И эти же уровни сейчас подсказывали: лучшее, что ты можешь сделать, оказавшись невольным свидетелем подобного осознания, — притвориться, что ничего не происходит, и дать человеку его пережить.
Намазывание масла на хлеб — отличный отвлекающий манёвр и очень расслабляющее занятье: ход ножом вперёд — «Хорошо, что сейчас раннее утро, и Сэм ещё спит», ход ножом назад — «Хоть бы он там не задохнулся. Вроде не должен», ход ножом вперёд...
Спустя несколько шорохов, тихих шагов и большой упавшей на стол тени к этому танцу присоединилась вторая пара рук. Ход ножом вперёд с одной стороны стола: «Спасибо, продолжай молчать».
Ход ножом назад с другой: «А? О чём ты вообще?».
Им обоим срочно нужен был какой-нибудь природный катаклизм. Судя по раздавшемуся на лестнице топоту, боги решили точно так же и в кои-то веки решили подсобить.
— Папа!
— Привет, Сэм!
Ваймс с улыбкой подхватил на руки подбежавшее к нему торнадо и закружил вокруг своей оси. Снова почувствовав под ногами твёрдую почву, оно не менее радостно закричало:
— Дядя Хэвлок!
Лицо Ваймса рефлекторно одеревенело. Услышав это в первый раз и увидев во взгляде тогда ещё патриция угрозу убийства, он приложил все усилия, чтобы показать: нет, нет, что вы, ничего смешного, абсолютно ничего смешного, я не собираюсь ржать в голос, с чего вы вообще взяли.
Прошло четыре года — каждый раз, как первый.
Ответное приветствие Ваймс, занятый расслаблением лицевых мышц, пропустил.
— Дядя Хэвлок! А вы теперь будете жить с нами?
— Скорее это вы будете жить со мной, — невозмутимо поправил Ветинари.
— Здорово! А вы научите меня жонглировать ножами?
«Здравствуй, головная боль. Возможно, когда-нибудь я смогу тебя полюбить».
***
«Анк-Морпорская Правда» доходила до этого забытого всеми богами края с опозданием, но всё-таки доходила. Ветинари попросил об этой мелкой услуге в качестве платы за тридцать лет спокойствия и порядка, и общим решением было: «Да пусть его, если ему так хочется». Ещё тогда Ваймса царапнуло Нехорошее Предчувствие по этому поводу, но вмешиваться было глупо и как-то некрасиво.
— Смотри-ка, фон Липвиг затеял очередную денежную реформу. Сколько раз ему говорили: «Не сломано — не чини», — но нет, ему всё равно неймётся.
— Очень интересно, очень, — ответил Ваймс, без энтузиазма рассматривая кроссворд. — Как там поживает демократия?
— Так себе. Находящийся у власти коллектив выдвиженцев от народа провёл налоговую реформу, увеличившую эффективность системы впятеро, стабилизировал Анк-Морпоркский доллар и продлил торговый договор с Убервальдом без изменения условий.
Несчастный кроссворд был окончательно оставлен в покое — Ваймс поднял голову и изумлённо поднял правую бровь.
— Э… Прости меня, далёкого от политической вселенной, но, по-моему, эти ребята заслуживают большего, чем «так себе».
Ветинари посмотрел на него одним из прибережённых специально для Сэма взглядов, а именно: «Я понимаю, что тебе только шесть, но это уже чересчур».
— Ваймс. Большая часть этих «выдвиженцев от народа» — мои люди.
«Здравствуй, подвох, я так тебя ждал». Действительно, уж за тридцать-то лет можно было хоть чему-нибудь научиться.
Длинная тирада из разряда «Никто ничего другого и не ждал, но это не оправдание» была в корне пресечена насмешливым:
— Не напрягайся ты так. Во-первых, я сказал «большая часть». Во-вторых, я отвечал только за обучение и, собственно, выбор. Всё остальное, происходящее в настоящем времени, — их собственные мозги и совесть. Лично я действительно вышел из игры.
— Как-то это… слабо утешает.
Ветинари в бессильном раздражении склонил голову набок.
— Ах, прошу простить и позволить дать урок далёким от политической вселенной. Переходный период необходим, Ваймс. Хочешь броситься в омут с головой в повседневной жизни — пожалуйста, это твоя и только твоя голова. В политических реалиях последствия такого поступка гораздо более катастрофичны.
Возражать было нечем: подковёрная борьба, тонкие интриги и далеко идущие планы никогда не были сильной стороной Ваймса, и Ветинари знал об этом, как никто другой.
— Семейный скандал отменяется, как я понимаю?
Ответом ему были поднятые вверх руки и усталое мотание головой.
***
Семейный скандал случился несколькими днями позже. Ваймс практически вытолкнул Ветинари на улицу, в стылый воздух поздней зимы, в открытую ночную темноту, с которой узкий серп луны и несколько жалких, едва видных звёзд боролись практически безуспешно.
Уже то, что дверь захлопнулась с тихим щелчком, а не перебудившим весь дом грохотом, было победой.
— Не учи моего сына плохому.
— То есть, когда вы с ним весело машетесь палками, ты учишь его хорошему?
— Ты действительно не видишь разницы между «уметь владеть мечом и защищаться» и «как ударить человека чем угодно так, чтобы он как можно скорее умер»?
— О да. Смерть наверняка является для твоего сына новостью. Мои изви…
Только после того, как Ветинари медленно поднялся в сидячее положение, сжимая пальцами переносицу, Ваймс понял, что его пальцы каким-то бессознательным образом оказались сжаты в кулак. А кулак — выброшен вперёд.
— Ты даже не представляешь, как давно я мечтал это сделать.
Из-под закрывающей лицо руки осторожно выглянул уголок губ.
— С самой первой встречи?
— Хорошо, представляешь. И вот, свершилось. Чего только не случается в жизни, кто бы мог подумать.
— Когда ты трахал этого юнца Томми, ты говорил себе то же самое?
Удар ниже пояса за удар в нос — явно неравноценный обмен, но когда это Ветинари играл по справедливости.
— Откуда ты… Забудь. Глупый вопрос. Какое твоё вообще дело?
— Ты, знаешь ли, был Командором Городской Стражи. Твой срыв означал катастрофу. Разумеется, я следил за тобой. Не волнуйся, не слишком пристально: пока твои развлечения ограничивались курением и сексом, я вписывал ситуацию в список «всё под контролем».
Намёк был более чем прозрачен, и Ваймс, практически упав на покрытую тонким льдом землю, рваным движением засунул в рот сигару и со второй попытки смог её поджечь.
— Я не стал бы. Ты же знаешь, что я не стал бы. Я не схватился бы за бутылку как минимум из уважения к памяти Сибиллы.
Послышался тихий шорох — Ветинари сел рядом: недостаточно близко для того, чтобы активировать защитные рефлексы, но достаточно, чтобы ощущаться на самой грани между поддержкой и навязчивостью.
— Я не знал, я был практически уверен. Сам понимаешь, какое слово здесь ключевое. Нельзя не рассмотреть все варианты. В утешение могу сказать: я точно знал, что ты упрям. И что ты действительно любил её. До сих пор любишь. И, полагаю, будешь любить всегда.
Ваймс усмехнулся и выдохнул маленькое облачко пара — смесь самого дыхания и сигаретного дыма.
— Знаешь, а ведь вначале этого не было. То есть… Мы были просто здравомыслящими людьми. Которые поступили логически. Но потом…
— Её очень сложно было не полюбить. Я знаю.
— Ты…
— Не в том смысле, о котором ты думаешь. Но да.
Тишина снова вступила в свои законные права: Ветинари спокойно смотрел вперёд, а Ваймс — вниз, на узоры сероватых разводов, объявляющих приближение весны. Присутствие кого-то, кто действительно понимал, молчал и просто был странным образом успокаивало. Словно бы развязывало и складывало аккуратной стопкой последние затянутые в мёртвый узел нити. Ваймс даже не знал об их существовании, но теперь, когда они окончательно исчезли, в последний раз аккуратно и почти ласково сдавив лёгкие, поднимать голову и делать глубокий вдох стало значительно легче.
— Не учи моего сына плохому.
«Не делай этого, сволочь, он — последнее, что у меня осталось».
Резкий, угловатый, теряющийся в дыму профиль подался вперёд на три миллиметра.
— Хорошо. Перейду к клатчскому. Должен же он уметь сказать что-то кроме «Иди-ка ты Туда, Куда Солнце Не Светит».
— Да уж, — сказал Ваймс, поднимаясь на ноги и протягивая Ветинари руку — говоря своё самое большое и искреннее «спасибо» за все годы их знакомства, не прибегая к словам, — из меня в этом деле учитель явно никудышный.
***
— Слушай, почему ты называешь моего сына Сэмом? Не пойми меня неправильно, я не против. Просто ты не склонен к сокращением.
— Просто для того, чтобы не запутаться. Сэмюелем я в своей голове называю тебя. Вот уже семь с половиной лет.
— О. Э… Ну…
— Ну или ну?
— Ну ну. Ответная услуга?
— Я уже думал, ты никогда не спросишь.
***
Желание Сэма выйти поиграть и в процессе отойти от дома как можно дальше было непредсказуемым явлением. Мартовские ливни — тоже. Где-то посередине две непредсказуемости встретились, и теперь Вилликинс готовил для Сэма тёплую ванну и тёплую постель, а Ваймс сидел у камина в одних трусах и стучал зубами от холода и злости. Насмешливый взгляд одетого, весь вечер просидевшего в доме и довольного жизнью Ветинари на настроение влиял отнюдь не положительно.
— Да-да, я идиот, и выгляжу, как идиот.
— Тебе идёт.
Ваймс резко вскинул голову, всмотрелся в голубые под янтарным отражением каминного пламени глаза и с неотвратимостью летящего в голову кирпича осознал всю глубину своей ошибки.
Это взгляд не был насмешливым. Точнее, он был не просто насмешливым.
«Этого ещё не хватало».
Хотя, если подумать, только этого и не хватало. Какой смысл цепляться за последний здоровый орган, если все остальные окончательно и бесповоротно отказали?
Ваймс всегда знал, что когда-нибудь оступится, выберет неправильную Штанину Времени и окажется прижат к какой-либо поверхности; вот только в этих старых, давно потерявших свою актуальность планах на нежелательное будущее он был полностью одет, и Ветинари вцеплялся ему зубами в глотку, а не губами в губы.
Уж за пятьдесят-то три года можно было понять, что ничто в жизни не идёт по даже самому продуманному плану.
А потом Ваймс получал ответы на все свои казавшиеся забытыми за ненадобностью вопросы. Да, его тело всё ещё работало нужным образом. Да, Ветинари действительно не только выглядел худым и длинным. Да, идущая по позвоночнику в голову волна тепла — бесспорно, самая согревающая и самая сильная из всех существующих волн.
Что характерно, вопрос о Правильности или Неправильности даже не поднимался. Просто потому что…
Да кому они оба теперь были нужны?
***
Утро встретило Ваймса неожиданным полётом с кровати и бодрящим ударом копчиком о пол.
— Ты знаешь, — пробурчал он, опираясь на локоть и потирая поясницу, — есть очень много менее травматичных способов сообщить о том, что полная страсти ночь была ошибкой и поднимать эту тему не следует.
Черты лица свесившегося с кровати Ветинари дёрнулись и, совершив непривычную работу, сложились во что-то, приближенное к виноватому выражению.
— Ничего подобного в моих планах не было. Я просто не привык просыпаться с кем-либо в одной постели. А раз соответствующие ситуации рефлексы отсутствовали, в ход пошли другие.
Ваймс только покачал головой и, медленно, неуклюже поднявшись, опираясь на протянутые с кровати руки, подумал, что с сегодняшнего дня словосочетание «утренняя неловкость» будет иметь новый, откровенно пугающий смысл.
Впрочем, старый смысл тоже никуда не делся. К тому моменту, как они оба с презентабельным, не вызывающим никаких подозрений видом сели за стол, Ваймс уже не знал, чего ему хочется больше: разбить всё бьющееся, задушить всё живое или просто тихо повеситься. Видимо, Ветинари откопал где-то на задворках своего мозга понятие «сострадание» и решил протянуть руку помощи:
— Сэмюель. У тебя на всё лицо растянута надпись «Я хочу задать вопрос». Смелее, я весь внимание.
«Ну хоть так».
— Раз ты настаиваешь… У тебя, судя по прошлой ночи, богатый опыт. Мне просто любопытно, откуда.
— Ты будешь очень удивлён, но когда-то я, как и все люди, был молод и не связан никакими обязательствами.
— Допустим. А потом?
Зажатая в руке Ветинари ложка описала в воздухе размытый полукруг.
— А потом были послы дружественных нам государств. Ты же прекрасно понимаешь, что девяносто девять процентов этих послов вместо налаживания дипломатических связей занималось банальным шпионажем. А какой же у нас старый, как само понятие цивилизации, способ шпионажа?
Лицо Ваймса стремительно начало вытягиваться.
— И ты соглашался?
— В большинстве случаев нет. Однако если предложение было сделано достаточно умно… Да, соглашался. Взамен, разумеется, врал напропалую. — На данном этапе лицо Ваймса приблизилось к критической отметке «лошадь». — О боги, Сэмюель. Неужели тебя действительно что-то в этом удивляет?
Он резко сглотнул и закашлялся.
— По идее, не должно бы. Но да. Тебе и вправду нравилось быть патрицием, не так ли?
— А тебе нравилось быть стражником?
Хороший вопрос. И, по совместительству, ответ.
— Нет. Я им просто был.
— Здесь то же самое. Но признаюсь: иногда, иногда это действительно было — за неимением лучшего слова — весело. Кстати, прошлая ночь была не только весельем, если тебя это волнует.
Ваймс огромным усилием воли подавил желание обхватить голову руками и побиться ею об стол.
— Это я и так понимаю. Меня больше волнует вопрос «что дальше?».
— Сэмюель. — Брови Ветинари коронным движением взметнулись вверх. — Мы до конца своих дней заперты в небольшом доме посреди Ничего. Сам-то как думаешь, что дальше?
Просто удивительно, как обнадёживающе звучало нечто настолько безнадёжное.
— Логично.
***
Стоящие у камина пустые банки жалобно прижимались друг к другу, образуя конструкцию, держащуюся скорее на честном слове, чем на каких-либо физических силах. Врывающийся в комнату через открытое окно ветер подхватывал запахи яблочного, апельсинового и томатного соков и разносил по всем направлением с энтузиазмом гонца, которому наконец-то поручили доставить благую весть.
— Так. Ладно. Как насчёт «я никогда не подделывал документы»?
Оба трезвых, как стекло, игрока одновременно запустили носы в свои кружки. Идиотизм происходящего уже давно перепрыгнул все мыслимые пределы, вальяжной походкой пересёк немыслимые и теперь радостно кричал: «Опьянение!» — на том особом психологическом уровне, который отвечал за самообман.
— Сэмюель, пора менять тему. Если мы и дальше будет идти дорогой противозаконности, то очень быстро лопнем.
— Хорошо, меняй, твоя очередь.
— Хм-м-м, дай подумать… Я никогда не посещал Шлюшьи Ямы.
Ваймс досадливо поморщился и сделал очередной глоток.
— Подожди, — удивлённо наклонил голову Ветинари. — Это было до твоего вступления в Стражу или после?
— После, Хэвлок. Очень сильно после. Я бы даже сказал, совсем после. Уже после смерти Сибиллы.
— И как я умудрился это пропустить?
— Это было всего один раз. Не думаю, что твои люди смотрели за мной двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.
— Твоя правда. И твоя очередь.
— Что ж, я никогда не был незнакомцем в тёмном переулке.
Ветинари ностальгически улыбнулся и выпил.
— Серьёзно, Хэвлок? Серьёзно?!
— Как я уже говорил, когда-то я тоже был молод. Но я никогда не бегал от вервольфов.
В сощуренных глазах Ваймса отчётливо читалось пожелание приобрести этот недостающий опыт.
«Чёрт возьми, такими темпами мы действительно лопнем и действительно очень быстро».
— Послушай, ну должно же быть что-то, чего мы оба не делали. Я не знаю… Я никогда не бегал от вампира голым.
Ветинари с каменным лицом потянулся к кружке.
Ваймс глубоко вдохнул…
— Не спрашивай. Пожалуйста, не спрашивай.
…и рассмеялся.
Он смеялся точно так же, как смеялся очень давно, после победы над драконом, в другой, забытой и похороненной жизни: за мир, за спасение душ, до неудержимых слёз и каким-то магическим образом украшающей голос хрипоты.
Так, как думал, что никогда уже не сможет.
Ветинари одобрительно улыбался — он тоже не мог не помнить тот смех, ставший для них своеобразной точкой отчёта и невозврата.
И тоже, наверное, думал, что никогда уже ничего подобного не услышит.
— О боги… О боги… Я не могу… Фух. Ну должно же быть что-то…
— На самом деле, это очень просто. — Ветинари взял кружку и поднял её вверх, словно бы объявляя тост. — Я никогда не умирал.
Ваймс кивнул и тоже поднял свою: за такое и впрямь не грех было бы выпить.
***
Ваймс перемахнул через подоконник и сел рядом с задумчиво курящим Ветинари. «Дело о нелицензированном воровстве сигар» закончилось быстро и как-то бесславно, но радовало уже то, что само преступление не было бредом или галлюцинацией: стройный ряд лежащих на земле окурков выглядел по-настоящему внушительно и никаких сомнений в собственном существовании не оставлял.
И да, раз уж излюбленным местом для символичных разговор стало «на улице, сразу после порога», сюда явно нужно было поставить скамейку. Морозить зад — развлечение, конечно, бодрящее, но глупое и не особо безопасное. Ничего нового, разумеется, но ведь изначальной идеей Великого Переезда было изменение образа жизни, а не его сохранение.
Покурили. Помолчали. Опять покурили.
— Двадцать шестое марта. Сегодня начался бы тридцать первый год моего патрицианства.
«А».
«Новейшая история Анк-Морпорка» явно нуждалась в перечитывании.
— Тридцать лет, — продолжал Ветинари. — Я ни о чём не жалею и не пожалею никогда, но… Тридцать грёбаных лет. Иногда мне кажется, что я застрял в этом марте навсегда. Как ты — в своём мае.
Ваймс усмехнулся. Для него эта истина устарела настолько, что её упоминание не значило абсолютно ничего. Обычный факт, какое-то не относящееся к эмоциональной плоскости событие: пройдено, пережито, принято.
— Если бы в этом мире существовала хоть какая-то справедливость, мы всё-таки сдохли бы при исполнении обязанностей.
Ветинари на удивление опытным жестом запрокинул голову и разбавил воздух столбом сигаретного дыма.
— Справедливости нет. Но есть её подобие.
— Хреновое подобие, скажу я тебе.
— Да брось. — Пронизывающая хрипловатый голос насмешка перекинулась с его обладателя на собеседника. — Неужели всё действительно настолько плохо?
Ваймс на мгновение прикрыл глаза, чувствуя, как легко повинуются и расслабляются мышцы, которые всего несколько месяцев назад казались застывшими намертво, прислушался к доносящимся из дома радостным крикам Сэма и перевёл взгляд на свои руки.
— Нет. Нет, но…
Ветинари понимающе улыбнулся.
— Слишком много дел и слишком мало времени?
— Да дел-то как раз практически и не осталось. А вот времени действительно слишком мало.
— А его хоть когда-нибудь было достаточно?
Где-то далеко, почти в конце извилистого коридора памяти всплыл образ юнца, с восторгом смотревшего на сержанта Джона Киля и даже не подозревающего, что тридцать лет спустя он окажется на месте предмета своего обожания в самом что ни на есть буквальном смысле.
— Что самое смешное, да. Знаешь, когда-то мне и впрямь казалось, что впереди целая вечность и спешить совершенно некуда. Одна из немногих глупостей, по которым я искренне скучаю.
Ветинари закрыл глаза и улыбнулся.
— Да. Да. Но это неважно. Как показывает практика, главное — не сколько, главное — как.
Ваймс расслаблено откинулся на стену и улыбнулся тоже.
Сколько же нужно потерять человеку, чтобы понять, что естественное течение времени действительно не так уж и важно. Важно только вот это: хрупкое, ускользающее, настоящее по дате и по сути.
И если мерить не количеством, а качеством, то, пожалуй, оставшийся срок вполне можно было назвать маленькой вечностью.
Конец
ZarKir — в который раз спасибо ей огромное

Autumn by ~ZarKir on deviantART
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (22 )
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
вторник, 05 ноября 2013
20:59
Доступ к записи ограничен
Only the savage regard the endurance of pain as the measure of worth ©
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 04 ноября 2013
19:18
Доступ к записи ограничен
По вере вашей да будет вам (с)
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
19:03
Доступ к записи ограничен
По вере вашей да будет вам (с)
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 03 ноября 2013
Only the savage regard the endurance of pain as the measure of worth ©
Название: «О шрамах и доверии»
Автор: DHead
Рейтинг: PG-13
Жанр: юмор, романс
Размер: мини. ~2000 слов
Персонажи: Ваймс/Ветинари
Содержание: на заявку 1.15 диск-феста: «Ветинари/? Карта шрамов патриция. Желательно с описанием, как они были получены»
Предупреждения: AU, OOC
Дисклаймер: претендовать на что-либо даже не смею )))
читать дальшеВсё началось с мышьяка, правда, тогда Ваймс не знал, что это был именно мышьяк. Тогда свечи просто горели без всяких контекстов и подтекстов; не ядовитый, а всего лишь едкий дым стучался в закрытое — из соображений безопасности — окно; и у спавшего, бледного до синевы патриция Анк-Морпорка подрагивали руки.
Ваймс постарался как можно тише пододвинуть стул к кровати, но, как показывала практика, для любого выпускника Гильдии Наёмных Убийц его «тихо» было похоже на выстрел из ружия. Ветинари медленно открыл глаза и выдохнул хриплое:
— А... Ваймс...
Ваймс кивнул, и от этого простого движения его голова закружилась и начала вдавливаться в плечи. Зрачки Ветинари — пустые, расширенные и неестественно неподвижные — на мгновение раздвоились и заполнили собой не только радужку, а весь глаз.
Первые строчки списка «Жуткие Вещи, Которые Видел Командор Городской Стражи Анк-Морпорка» под напором такой конкуренции резко сдвинулись вниз.
— Никакого... прогресса, Ваймс?
«Еда, постельное бельё, обои... обои... чёрт. Что там было дальше?»
— Пока что нет, сэр. Но расследование продолжается.
Ваймс прекрасно осознавал, что в его обычно нейтральном при разговорах с патрицием голосе появились нехарактерные намёки на сочувствие. И что он нехарактерно пристально смотрел Ветинари в глаза: просто чтобы чужие зрачки не выкидывали инфернальных штук и сохраняли состояние единственности.
Много позже Ваймс понял, что, скорее всего, его жизнь заложила один из самых крутых своих виражей именно поэтому. Он вёл себя нехарактерно, и патриций, находившийся в больном уме и путаной памяти, принял реальность за нечто совершенно другое.
— Беспокоитесь... сэр Сэмюель?
Ваймс молчал. Признаваться не хотелось, а лгать он не умел.
Конечно, он беспокоился. Ветинари был константой — не самой лучшей, но определённо работающей. Предыдущие безумные вариации не могли похвастаться даже этим — откровенно говоря, они вообще не могли ничем похвастаться.
К тому же, существовали такие понятия, как Долг и Банальный Инстинкт Самосохранения. Ваймс, вопреки расхожему мнению, идиотом не был и прекрасно понимал, что в случае смещения или убийства патриция отправится вслед за ним. Просто потому что «полезность» — слово многозначное и под давлением обстоятельств быстро превращающееся в свой антоним.
От безнадёжности и какой-то окончательности таких мыслей Ваймсу всегда хотелось выпить. Или завыть. Или совместить одно с другим.
У него, как обычно и случалось в такие периоды, сделалось очень, прямо-таки вопиюще нехарактерное лицо.
А потом произошло то, что рано или поздно происходит с каждым человеком. Случайные события сложились в цепочку, приведшую к Тому Самому Моменту, после которого несчастная жертва жизненных турбулентностей могла только растерянно оглядываться назад и упорно не понимать, как же оно так получилось.
Тот Самый Момент Ваймса заключался в том, что Ветинари неожиданно сжал его лежавшую на колене руку и прошептал: «Наклонись».
Подобная просьба Ваймса ничуть не удивила: мало ли что придёт в голову больному человеку, всегда страдавшему оправданной паранойей и верившему, что даже у стен есть уши. Его скорее удивляла собственная голова, которая кружилась всё сильнее, и то, что многолетнее курение внезапно решило отыграться по полной программе: на лёгкие опустился Данманифестин, и даже самый глубокий, сделанный ртом вдох проталкивал в них какую-то мизерную порцию воздуха.
Наклонился Ваймс совершенно зря — чужие губы лишили его и этого.
Следующие несколько секунд он делал одну-единственную вещь: моргал. И даже часто моргая видел, как чёртовы зрачки двоились, троились, почковались до бесконечности, а потом эта бесконечность закатилась куда-то под веки, и горячая, сухая кожа под его губами резко замерла.
Вскакивая, Ваймс умудрился одновременно опрокинуть стул и уронить на пол подсвечник. С силой наступив ногой на тлеющие фитили, он выбежал из комнаты, крикнул что-то про врача и рванулся на улицу, где долго глотал субстанцию, называющуюся в Анк-Морпорке воздухом только за неимением альтернативы.
Полторы милосердных недели Ваймс носился по городу, разбираясь с убийствами, големами и Королями Грёбаных Гербов — у него просто не было времени о чём-то там вспоминать. Не было времени растерянно оглядываться назад и упорно не понимать, как же оно так получилось. Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается.
Патриций выглядел несколько бледнее, чем обычно, Ваймс — несколько более помято, но эти мелочи не мешали им вести знакомый до последней буквы диалог, который в переводе на нормальный морпоркский звучал бы примерно так: «Вы болван, Ваймс. — Сэр. — Вы хоть понимаете, что натворили? — Сэр. — Отличная работа. — Сэр. — Вот вам награда, но вы ничего не видели. — Сэр».
И вот тут-то, прямо перед финальными репликами, возникла неожиданная пауза. Вместо вариаций на тему «Не смею вас задерживать» Ветинари щурился и молчал. Ваймс терпеливо полировал взглядом стену за его спиной и ждал возможности добраться, наконец, до дома, лечь и не вставать как минимум часов шесть.
Как выяснилось, у патриция были иные планы. С его стороны в отработанную рутину вмешался новый жест: медленное, задумчивое прикосновение к губам.
Ваймс почувствовал, как что-то внутри него завопило: «БЕГИ, ПРЯЧЬСЯ, МОЛИСЬ!»
— Сэр Сэмюель, я хотел бы принести вам свои извинения.
— Сэр?
— Как вы понимаете, я не совсем трезво оценивал действительность и, боюсь, позволил себе лишнее. Уверяю вас, при других обстоятельствах я ни за что не стал бы демонстрировать внимание, которое другой стороне наверняка неприятно.
Ваймс моргнул. Он ожидал чего угодно от нарочитого отрицания до завуалированных угроз, но не общей, весьма расплывчатой формулировки, прямо-таки наталкивающей на мысль, что... Стоп. Нет. Назад.
Самым связным и подходящим случаю ответом, который Ваймс мог из себя выдавить, было:
— Да, сэр.
Ветинари опустил голову и протянул руку к лежавшим на краю стола бумагам.
— Полагаю, вам просто стоит об этом забыть. Не смею вас задерживать.
В тот день несчастной стене в приёмной досталось больше обычного: Ваймс шибанул по ней дважды. Первый раз — просто за всё хорошее, а второй — за невысказанное «Я бы спокойно об этом забыл, Если. Бы. Вы. Мне. Не. Напомнили. Сэр!»
Если подойти к человеку и сказать: «Не думай о Пятом Слоне», — о чём он подумает в первую очередь? Правильно. На что, спрашивается, эти говорящие вообще рассчитывают.
Каждый раз, выходя из дворца, Ваймс вспоминал, как чуть ли не кубарем скатывался по этим самым ступеням после Того Что Действительно Случилось Вот Чёрт.
Когда он брился, он просто не мог не видеть свои губы. Цепочка ассоциаций закономерно приводила его к Превратностям Судьбы и к истории фамилии Ваймс: предок отрубил голову безумному королю — потомка целует казавшийся разумным патриций. К счастью, на этом месте державшая бритву рука вздрагивала, и Ваймсу приходилось переключаться на более насущные проблемы.
Он понял, что дело дрянь, когда любые просьбы из разряда «Подойди поближе» и «Наклонись, глянь, что там» начали вызывать у него непроизвольное подёргивание бровей.
Как известно, переизбыток мыслей оказывает на мозг ещё более разрушительное влияние, чем их недостаток. Если всё больше и больше увеличивать давление и напряжённость, неизбежно возникает коронарный разряд. В один прекрасный момент бумаги патриция улетели куда-то за линию горизонта, а сам на удивление податливый патриций оказался крепко прижат к собственному столу.
Ваймс яростно целовал сухие — как и тогда сухие — губы, сжимал в кулаках чёрную ткань и упорно не понимал, как же оно так получилось.
Он снова, и снова, и снова не мог понять, как же оно так получается.
За месяц их Чего Бы То Ни Было Ваймс узнал некоторые вещи, без которых его внутренняя вселенная вполне могла бы обойтись. Например, он узнал, что патриций умеет одобрительно поднимать брови и также одобрительно шипеть.
Что его руки обладают способностью делать Так, Вот Так и Ещё Вот Так с интервалом, который мозг не успевает зафиксировать чисто физически.
Что он может изгибаться под какими-то совершенно немыслимыми углами: любой нормальный человек от такой акробатики потянул бы икры, вывихнул плечи и сломал позвоночник как минимум в двух местах.
Ваймс узнал, что патриций был по-настоящему тощим. Если заставить руки забыть о том, что не только между слоями одежды, но и под самой кожей скрыта легированная сталь, можно было подумать, что хитрая система из сухожилий и костей рассыплется в труху от одного прицельного плевка.
Лёжа в постели рядом с Ветинари и разглядывая его спину, Ваймс с удивлением осознал, сколь многие умудрились обмануться этой иллюзией.
Впрочем, было бы странно, если бы у патриция не было шрамов. Было бы странно, если бы их было меньше. Что действительно озадачило Ваймса, так это бледные, тонкие следы, похожие на те, что оставляет плеть. Нет, учитывая некоторые навыки Ветинари, никакие варианты не исключались, но...
— У меня что, начали прорезаться крылья?
Ага. А у Черепахи раскололся панцирь, и Слоны рухнули в Великое Ничто вместе с Диском.
— Не спится?
— А ты когда-нибудь пробовал заснуть в то время, как твою спину усиленно сверлят взглядом? — этот голос наглядно иллюстрировал ещё одну узнанную Ваймсом вещь — Постулат О Существовании Двух Ироний. Ирония патриция Анк-Морпорка: Вы Справились На Отлично, Яма Со Скорпионами Прилагается — и ирония некоего абстрактного Ветинари: Я Очень Сильно Возражаю, Но Не Вздумай Мне Верить.
— Прости, — неискренне повинился Ваймс и положил руку между резко выступающих лопаток. — Мне просто любопытно. Шрамы от плети на твоей спине. Они... э-э-э...
Ветинари повернул голову, краем глаза посмотрел на его лицо и коротко засмеялся.
— Нет, Ваймс, хотя не буду лгать, что эта идея не приходила мне в голову. Это всего лишь одна из тренировок на реакцию в Гильдии Наёмных Убийц. Учитель, ускоряя темп, пытается достать ученика плетью. Задача ученика — успешно увернуться. В случае провала чаще всего достаётся спине, потому что, сам понимаешь, тело инстинктивно группируется.
Он подался назад, навстречу обводившим узкие рубцы пальцам и спросил:
— Тебя интересует что-то ещё?
Ваймс медленно, на пробу провёл рукой до бледной полоски, обводящей бок.
— Одно из ранних покушений. Повезло: несколько сантиметров правее, и проткнули бы лёгкое.
Смелее и сильнее к непонятным точкам на пояснице — мышцы под тёплой ладонью сократились, и Ваймсу показалось, что ровный голос патриция обзавёлся несколькими локальными минимумами.
— Лечение прижиганием. Не знаю, где тётушка откопала этого врача, но до сих пор вспоминаю его с содроганием.
Нет, не показалось — действительно обзавёлся. Ваймс усмехнулся и провёл рукой ещё ниже, между бёдер, к круглому следу от свинцовой пробки.
— О, это была та ещё история. Один изобретатель...
— Спасибо, склерозом я пока что не страдаю.
Мелкий, почти теряющийся на фоне всего остального шрам на голени другой ноги.
— А там что? Боги, я уже почти забыл. В детстве мы с приятелями играли в оборону королевского дворца Сто Гелита. В качестве дворца выступало заброшенное здание — на юго-западе, у самой стены, знаешь, наверное. Там очень много битого стекла, а я тогда ещё не утратил способности неудачно падать.
Наверное, ошеломлённое молчание и замершую руку можно ощутить даже спиной. Ветинари снова повернул голову, насмешливо прищурил глаза и рассмеялся низким, гортанным, каким-то очень искренним смехом.
— Ваймс, ну ты же не думал, что я родился с шапкой патриция на голове?
Честно говоря, да, о процессе рождения Ваймс предпочитал не думать, особенно — в таких обстоятельствах. Просто потому, что подобные мысли чреваты неприятными осечками.
И да: шапка не шапка, но иногда ему казалось, что патриций был собран из механических колёс, листов железа и гибких шарниров в лаборатории какого-нибудь сумасшедшего учёного. И что-то человеческое в этот коктейль было добавлено исключительно из вежливости и уважения к неписанным правилам творения.
Разумеется, прошедший месяц очень — возможно, чересчур — наглядно показал Ваймсу, насколько он был неправ.
Ветинари выгнул поясницу и запрокинул голову назад, вглядываясь в задумчивое лицо.
— Ваймс, я был бы очень признателен, если бы ты сделал хоть что-нибудь.
Ваймс моргнул, вынырнул из высоких материй и широко ухмыльнулся.
И пусть он, в отличие от патриция, не умел поворачивать запястье на триста шестьдесят градусов, его методы были не менее эффективны. И эта эффективность ещё раз доказывала, что Ветинари был пусть необычным, но человеком.
Позже, отдышавшись и закурив, Ваймс посмотрел на улыбающегося потолку патриция и решил, что его человечность — новость устаревшая и уже не заслуживающая особого внимание.
А вот доверие — совсем другое дело. И если недавнее ручное путешествие с подробными комментариями не было показателем доверия, Ваймс не знал, что вообще им было.
Он почти видел разбегающиеся дороги Судьбы, приветливые помахивания Штанин Времени и прочие метафизические штучки, сопровождающие Выбор.
А потом глубоко вдохнул и шагнул навстречу.
— Хэвлок. Разбуди меня через два часа.
Губы Ветинари как-то неопределённо дёрнулись и сложились в нечто, сделавшее резкое, составленное из ломаных линий лицо почти умиротворённым.
— Если хочешь.
— Не хочу, — честно ответил Ваймс. — Но надо.
Он знал, что не раз пожалеет об этом, обо всём этом, но решил привычно послать последствия к чёрту.
В конце концов... как-то же оно так получилось. И жать на тормоза было катастрофически поздно.
Да и, пока что, не особо хотелось.
Автор: DHead
Рейтинг: PG-13
Жанр: юмор, романс
Размер: мини. ~2000 слов
Персонажи: Ваймс/Ветинари
Содержание: на заявку 1.15 диск-феста: «Ветинари/? Карта шрамов патриция. Желательно с описанием, как они были получены»
Предупреждения: AU, OOC
Дисклаймер: претендовать на что-либо даже не смею )))
читать дальшеВсё началось с мышьяка, правда, тогда Ваймс не знал, что это был именно мышьяк. Тогда свечи просто горели без всяких контекстов и подтекстов; не ядовитый, а всего лишь едкий дым стучался в закрытое — из соображений безопасности — окно; и у спавшего, бледного до синевы патриция Анк-Морпорка подрагивали руки.
Ваймс постарался как можно тише пододвинуть стул к кровати, но, как показывала практика, для любого выпускника Гильдии Наёмных Убийц его «тихо» было похоже на выстрел из ружия. Ветинари медленно открыл глаза и выдохнул хриплое:
— А... Ваймс...
Ваймс кивнул, и от этого простого движения его голова закружилась и начала вдавливаться в плечи. Зрачки Ветинари — пустые, расширенные и неестественно неподвижные — на мгновение раздвоились и заполнили собой не только радужку, а весь глаз.
Первые строчки списка «Жуткие Вещи, Которые Видел Командор Городской Стражи Анк-Морпорка» под напором такой конкуренции резко сдвинулись вниз.
— Никакого... прогресса, Ваймс?
«Еда, постельное бельё, обои... обои... чёрт. Что там было дальше?»
— Пока что нет, сэр. Но расследование продолжается.
Ваймс прекрасно осознавал, что в его обычно нейтральном при разговорах с патрицием голосе появились нехарактерные намёки на сочувствие. И что он нехарактерно пристально смотрел Ветинари в глаза: просто чтобы чужие зрачки не выкидывали инфернальных штук и сохраняли состояние единственности.
Много позже Ваймс понял, что, скорее всего, его жизнь заложила один из самых крутых своих виражей именно поэтому. Он вёл себя нехарактерно, и патриций, находившийся в больном уме и путаной памяти, принял реальность за нечто совершенно другое.
— Беспокоитесь... сэр Сэмюель?
Ваймс молчал. Признаваться не хотелось, а лгать он не умел.
Конечно, он беспокоился. Ветинари был константой — не самой лучшей, но определённо работающей. Предыдущие безумные вариации не могли похвастаться даже этим — откровенно говоря, они вообще не могли ничем похвастаться.
К тому же, существовали такие понятия, как Долг и Банальный Инстинкт Самосохранения. Ваймс, вопреки расхожему мнению, идиотом не был и прекрасно понимал, что в случае смещения или убийства патриция отправится вслед за ним. Просто потому что «полезность» — слово многозначное и под давлением обстоятельств быстро превращающееся в свой антоним.
От безнадёжности и какой-то окончательности таких мыслей Ваймсу всегда хотелось выпить. Или завыть. Или совместить одно с другим.
У него, как обычно и случалось в такие периоды, сделалось очень, прямо-таки вопиюще нехарактерное лицо.
А потом произошло то, что рано или поздно происходит с каждым человеком. Случайные события сложились в цепочку, приведшую к Тому Самому Моменту, после которого несчастная жертва жизненных турбулентностей могла только растерянно оглядываться назад и упорно не понимать, как же оно так получилось.
Тот Самый Момент Ваймса заключался в том, что Ветинари неожиданно сжал его лежавшую на колене руку и прошептал: «Наклонись».
Подобная просьба Ваймса ничуть не удивила: мало ли что придёт в голову больному человеку, всегда страдавшему оправданной паранойей и верившему, что даже у стен есть уши. Его скорее удивляла собственная голова, которая кружилась всё сильнее, и то, что многолетнее курение внезапно решило отыграться по полной программе: на лёгкие опустился Данманифестин, и даже самый глубокий, сделанный ртом вдох проталкивал в них какую-то мизерную порцию воздуха.
Наклонился Ваймс совершенно зря — чужие губы лишили его и этого.
Следующие несколько секунд он делал одну-единственную вещь: моргал. И даже часто моргая видел, как чёртовы зрачки двоились, троились, почковались до бесконечности, а потом эта бесконечность закатилась куда-то под веки, и горячая, сухая кожа под его губами резко замерла.
Вскакивая, Ваймс умудрился одновременно опрокинуть стул и уронить на пол подсвечник. С силой наступив ногой на тлеющие фитили, он выбежал из комнаты, крикнул что-то про врача и рванулся на улицу, где долго глотал субстанцию, называющуюся в Анк-Морпорке воздухом только за неимением альтернативы.
Полторы милосердных недели Ваймс носился по городу, разбираясь с убийствами, големами и Королями Грёбаных Гербов — у него просто не было времени о чём-то там вспоминать. Не было времени растерянно оглядываться назад и упорно не понимать, как же оно так получилось. Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается.
Патриций выглядел несколько бледнее, чем обычно, Ваймс — несколько более помято, но эти мелочи не мешали им вести знакомый до последней буквы диалог, который в переводе на нормальный морпоркский звучал бы примерно так: «Вы болван, Ваймс. — Сэр. — Вы хоть понимаете, что натворили? — Сэр. — Отличная работа. — Сэр. — Вот вам награда, но вы ничего не видели. — Сэр».
И вот тут-то, прямо перед финальными репликами, возникла неожиданная пауза. Вместо вариаций на тему «Не смею вас задерживать» Ветинари щурился и молчал. Ваймс терпеливо полировал взглядом стену за его спиной и ждал возможности добраться, наконец, до дома, лечь и не вставать как минимум часов шесть.
Как выяснилось, у патриция были иные планы. С его стороны в отработанную рутину вмешался новый жест: медленное, задумчивое прикосновение к губам.
Ваймс почувствовал, как что-то внутри него завопило: «БЕГИ, ПРЯЧЬСЯ, МОЛИСЬ!»
— Сэр Сэмюель, я хотел бы принести вам свои извинения.
— Сэр?
— Как вы понимаете, я не совсем трезво оценивал действительность и, боюсь, позволил себе лишнее. Уверяю вас, при других обстоятельствах я ни за что не стал бы демонстрировать внимание, которое другой стороне наверняка неприятно.
Ваймс моргнул. Он ожидал чего угодно от нарочитого отрицания до завуалированных угроз, но не общей, весьма расплывчатой формулировки, прямо-таки наталкивающей на мысль, что... Стоп. Нет. Назад.
Самым связным и подходящим случаю ответом, который Ваймс мог из себя выдавить, было:
— Да, сэр.
Ветинари опустил голову и протянул руку к лежавшим на краю стола бумагам.
— Полагаю, вам просто стоит об этом забыть. Не смею вас задерживать.
В тот день несчастной стене в приёмной досталось больше обычного: Ваймс шибанул по ней дважды. Первый раз — просто за всё хорошее, а второй — за невысказанное «Я бы спокойно об этом забыл, Если. Бы. Вы. Мне. Не. Напомнили. Сэр!»
Если подойти к человеку и сказать: «Не думай о Пятом Слоне», — о чём он подумает в первую очередь? Правильно. На что, спрашивается, эти говорящие вообще рассчитывают.
Каждый раз, выходя из дворца, Ваймс вспоминал, как чуть ли не кубарем скатывался по этим самым ступеням после Того Что Действительно Случилось Вот Чёрт.
Когда он брился, он просто не мог не видеть свои губы. Цепочка ассоциаций закономерно приводила его к Превратностям Судьбы и к истории фамилии Ваймс: предок отрубил голову безумному королю — потомка целует казавшийся разумным патриций. К счастью, на этом месте державшая бритву рука вздрагивала, и Ваймсу приходилось переключаться на более насущные проблемы.
Он понял, что дело дрянь, когда любые просьбы из разряда «Подойди поближе» и «Наклонись, глянь, что там» начали вызывать у него непроизвольное подёргивание бровей.
Как известно, переизбыток мыслей оказывает на мозг ещё более разрушительное влияние, чем их недостаток. Если всё больше и больше увеличивать давление и напряжённость, неизбежно возникает коронарный разряд. В один прекрасный момент бумаги патриция улетели куда-то за линию горизонта, а сам на удивление податливый патриций оказался крепко прижат к собственному столу.
Ваймс яростно целовал сухие — как и тогда сухие — губы, сжимал в кулаках чёрную ткань и упорно не понимал, как же оно так получилось.
Он снова, и снова, и снова не мог понять, как же оно так получается.
За месяц их Чего Бы То Ни Было Ваймс узнал некоторые вещи, без которых его внутренняя вселенная вполне могла бы обойтись. Например, он узнал, что патриций умеет одобрительно поднимать брови и также одобрительно шипеть.
Что его руки обладают способностью делать Так, Вот Так и Ещё Вот Так с интервалом, который мозг не успевает зафиксировать чисто физически.
Что он может изгибаться под какими-то совершенно немыслимыми углами: любой нормальный человек от такой акробатики потянул бы икры, вывихнул плечи и сломал позвоночник как минимум в двух местах.
Ваймс узнал, что патриций был по-настоящему тощим. Если заставить руки забыть о том, что не только между слоями одежды, но и под самой кожей скрыта легированная сталь, можно было подумать, что хитрая система из сухожилий и костей рассыплется в труху от одного прицельного плевка.
Лёжа в постели рядом с Ветинари и разглядывая его спину, Ваймс с удивлением осознал, сколь многие умудрились обмануться этой иллюзией.
Впрочем, было бы странно, если бы у патриция не было шрамов. Было бы странно, если бы их было меньше. Что действительно озадачило Ваймса, так это бледные, тонкие следы, похожие на те, что оставляет плеть. Нет, учитывая некоторые навыки Ветинари, никакие варианты не исключались, но...
— У меня что, начали прорезаться крылья?
Ага. А у Черепахи раскололся панцирь, и Слоны рухнули в Великое Ничто вместе с Диском.
— Не спится?
— А ты когда-нибудь пробовал заснуть в то время, как твою спину усиленно сверлят взглядом? — этот голос наглядно иллюстрировал ещё одну узнанную Ваймсом вещь — Постулат О Существовании Двух Ироний. Ирония патриция Анк-Морпорка: Вы Справились На Отлично, Яма Со Скорпионами Прилагается — и ирония некоего абстрактного Ветинари: Я Очень Сильно Возражаю, Но Не Вздумай Мне Верить.
— Прости, — неискренне повинился Ваймс и положил руку между резко выступающих лопаток. — Мне просто любопытно. Шрамы от плети на твоей спине. Они... э-э-э...
Ветинари повернул голову, краем глаза посмотрел на его лицо и коротко засмеялся.
— Нет, Ваймс, хотя не буду лгать, что эта идея не приходила мне в голову. Это всего лишь одна из тренировок на реакцию в Гильдии Наёмных Убийц. Учитель, ускоряя темп, пытается достать ученика плетью. Задача ученика — успешно увернуться. В случае провала чаще всего достаётся спине, потому что, сам понимаешь, тело инстинктивно группируется.
Он подался назад, навстречу обводившим узкие рубцы пальцам и спросил:
— Тебя интересует что-то ещё?
Ваймс медленно, на пробу провёл рукой до бледной полоски, обводящей бок.
— Одно из ранних покушений. Повезло: несколько сантиметров правее, и проткнули бы лёгкое.
Смелее и сильнее к непонятным точкам на пояснице — мышцы под тёплой ладонью сократились, и Ваймсу показалось, что ровный голос патриция обзавёлся несколькими локальными минимумами.
— Лечение прижиганием. Не знаю, где тётушка откопала этого врача, но до сих пор вспоминаю его с содроганием.
Нет, не показалось — действительно обзавёлся. Ваймс усмехнулся и провёл рукой ещё ниже, между бёдер, к круглому следу от свинцовой пробки.
— О, это была та ещё история. Один изобретатель...
— Спасибо, склерозом я пока что не страдаю.
Мелкий, почти теряющийся на фоне всего остального шрам на голени другой ноги.
— А там что? Боги, я уже почти забыл. В детстве мы с приятелями играли в оборону королевского дворца Сто Гелита. В качестве дворца выступало заброшенное здание — на юго-западе, у самой стены, знаешь, наверное. Там очень много битого стекла, а я тогда ещё не утратил способности неудачно падать.
Наверное, ошеломлённое молчание и замершую руку можно ощутить даже спиной. Ветинари снова повернул голову, насмешливо прищурил глаза и рассмеялся низким, гортанным, каким-то очень искренним смехом.
— Ваймс, ну ты же не думал, что я родился с шапкой патриция на голове?
Честно говоря, да, о процессе рождения Ваймс предпочитал не думать, особенно — в таких обстоятельствах. Просто потому, что подобные мысли чреваты неприятными осечками.
И да: шапка не шапка, но иногда ему казалось, что патриций был собран из механических колёс, листов железа и гибких шарниров в лаборатории какого-нибудь сумасшедшего учёного. И что-то человеческое в этот коктейль было добавлено исключительно из вежливости и уважения к неписанным правилам творения.
Разумеется, прошедший месяц очень — возможно, чересчур — наглядно показал Ваймсу, насколько он был неправ.
Ветинари выгнул поясницу и запрокинул голову назад, вглядываясь в задумчивое лицо.
— Ваймс, я был бы очень признателен, если бы ты сделал хоть что-нибудь.
Ваймс моргнул, вынырнул из высоких материй и широко ухмыльнулся.
И пусть он, в отличие от патриция, не умел поворачивать запястье на триста шестьдесят градусов, его методы были не менее эффективны. И эта эффективность ещё раз доказывала, что Ветинари был пусть необычным, но человеком.
Позже, отдышавшись и закурив, Ваймс посмотрел на улыбающегося потолку патриция и решил, что его человечность — новость устаревшая и уже не заслуживающая особого внимание.
А вот доверие — совсем другое дело. И если недавнее ручное путешествие с подробными комментариями не было показателем доверия, Ваймс не знал, что вообще им было.
Он почти видел разбегающиеся дороги Судьбы, приветливые помахивания Штанин Времени и прочие метафизические штучки, сопровождающие Выбор.
А потом глубоко вдохнул и шагнул навстречу.
— Хэвлок. Разбуди меня через два часа.
Губы Ветинари как-то неопределённо дёрнулись и сложились в нечто, сделавшее резкое, составленное из ломаных линий лицо почти умиротворённым.
— Если хочешь.
— Не хочу, — честно ответил Ваймс. — Но надо.
Он знал, что не раз пожалеет об этом, обо всём этом, но решил привычно послать последствия к чёрту.
В конце концов... как-то же оно так получилось. И жать на тормоза было катастрофически поздно.
Да и, пока что, не особо хотелось.
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (5)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
18:54
Доступ к записи ограничен
Only the savage regard the endurance of pain as the measure of worth ©
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
суббота, 26 октября 2013
Добро пожаловать в Продолговатый кабинет. Здесь вас всегда выслушают с величайшим вниманием )
@темы: организационное
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (21 )
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Правила:
1. В этом сообществе действуют правила @дневников.
2. Весь контент, имеющий рейтинг R и выше, должен быть закрыт под «Материалы для взрослых» (при оформлении записи поставьте галочку «Закрытая запись», а затем, в открывшемся списке, — «Материалы для взрослых»).
Просьбы:
1. При оформлении работ большая просьба не забывать о шапках и катах.
2. Также большая просьба не забывать о тегах — они сделаны для вашего же удобства )
В общем же и целом администрация берёт пример с лорда Ветинари, патриция Анк-Морпорка: до тех пор, пока происходящее не наносит вред Городу или его гражданам, её политикой являются гибкость и понимание )
1. В этом сообществе действуют правила @дневников.
2. Весь контент, имеющий рейтинг R и выше, должен быть закрыт под «Материалы для взрослых» (при оформлении записи поставьте галочку «Закрытая запись», а затем, в открывшемся списке, — «Материалы для взрослых»).
Просьбы:
1. При оформлении работ большая просьба не забывать о шапках и катах.
2. Также большая просьба не забывать о тегах — они сделаны для вашего же удобства )
В общем же и целом администрация берёт пример с лорда Ветинари, патриция Анк-Морпорка: до тех пор, пока происходящее не наносит вред Городу или его гражданам, её политикой являются гибкость и понимание )
@темы: организационное
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal